[ДоЛарис]

Операция «Баба»

Операция «Баба» была задумана еще в 1961 году.
За год до этого Агентство печати «Новости» распространило по газетам страны занимательную заметку «Утерянное сокровище». В ней, правда скомканно и путанно, излагалась история «Золотой бабы» — древнего идола северных народностей Урала. Хотя об этом идоле существует обширная литература, для широкой публики это выглядело как открытие. Прочитали заметку и в селении Нахрачи Ханты-Мансийского национального округа. Школьник Алеша Сургучев вспомнил, что он слышал от отца-охотника о какой-то статуе женщины, стоящей где-то у реки Конды. Правда, судя по рассказам, она не золотая, а каменная, но Алеша все же написал об этом в «Комсомольскую правду». Там его письмо попало в руки молодому археологу В. Лебедеву. И вот вскоре, 1 апреля 1961 года, в «Комсомолке» появилась статья В. Лебедева — «В поисках «Золотой бабы». Отрывки из нее стоит процитировать.

«При чем же здесь «Золотая баба», когда речь идет, видимо, о камне? Во-первых, место, указанное Сургучевым, совпадает с тем, которое указывает легенда,— как раз недалеко от слияния Оби с Иртышем.

Во-вторых.,, каменная статуя — не такая уж редкость в археологии. «Каменные бабы» есть И в Причерноморье, и на Алтае, и в Монголии… Но на всей гигантской территории Западно-Сибирской низменности ни одного каменного изваяния не известно — это утверждают ученые-археологи. Все, кроме одного.
В начале нашего века хранитель коллекций Тобольского музея В. В. Пигнатти предпринял экспедицию на левый приток Иртыша — Конду. Первоначальной целью экспедиции были поиски «Каменной старухи», которой поклоняются ханты,Экспедиция летом 1910 года обследовала реку от села Нахрачи до устья, собрала этнографические, ботанические и геологические коллекции, но «Каменной бабы» не нашла.
«…3 августа мы были в юртах Сиглинских,— пишет Пигнатти.— Здесь долго и тщетно я искал проводника до Нюрковских с тем, чтобы они же указали путь к «Каменной бабе»… Все в один голос утверждали, что «Каменная баба» существует, но что дойти до нее летом нет никакой возможности, так как она стоит посреди болот, и только нюрковские жители знают к ней дорогу».
Позже прошел слух, что «бабу» разбили. Кто? Зачем? Этого никто не знал…
Я лечу на место действия.
Первый человек, который здесь слышал о «Каменной бабе», догнал меня в пути. Высокий усатый мужчина ввалился в избу, где я дожидался, пока сменят лошадей.
— На Полуденной горе у «Каменной бабы» вы не бывали?— спросил я.
— Нет, не бывал, а слыхать — слыхал… Вам бы с Вайветкиным поговорить, вот уж он там все дыры облазил…
Вайветкина не было дома. Зато на другом краю деревни в недавно срубленном доме я застал Дмитрия Матвеевича Глазырина, сухощавого темноволосого человека лет сорока пяти, и его зятя Сергея Конюхова. Это были «последние из могикан», побывавшие на Полуденной горе. Вечером сюда же зашли и Иван Савельевич Вайветкин и старый охотник-манси Степан Федорович Кумышев. Они мне рассказали многое…
Правый берег Иртыша называется Северной стороной, левый — Полуденной. Полуденная — огромный массив тайги, тянувшийся от Конды до Ханты-Мансийска. Его прорезает речка Кама, отсюда берет свое начало и левый приток Камы — Хой.
На высоком мысу, образованном Хоем, долгое время возвышалась двухметровая глыба серого камня, напоминающая фигуру женщины. Ни один ханты не ходил раньше охотиться, не умилостивив старую хозяйку горы. Или монетой, или едой — все равно. Иначе не будет удачи.
А по бокам старухи стоят ее сын и дочь…
Но пришли недобрые люди. Кто они? Назвали себя «культурными охотниками»: барон какойто немецкий и некто Сидельников… Пришли, обкопали «бабу», хотели вывернуть — только наклонили. Отбили у нее нос, грудь и ушли. Было это в 1913 году. А теперь уж она совсем легла.
Спрашиваю у Кумышева, который был в свое время проводником у Сидельникова и барона:
— А зачем же они разбили «Каменную старуху»?
— Искали чего-то… Копали сначала, вывернуть хотели… Потом Сидельников ей грудь и нос отрубил.
— А какой раньше она была?
— Сидела, как человек… По пояс видно…
Мечта увидеть «Каменную старуху» зимой казалась заманчивой. Но добраться до изваяния мне так и не удалось…»
В заключение статьи автор писал:
«…нужна подробная археологическая разведка горы Полуденной. Я уверен, что там, среди болот и топей, затерялся один из интереснейших памятников исчезнувших культур. Летом этого года на Полуденную гору состоится археологическая экспедиция».

Такая экспедиция не состоялась. Но статья попала на глаза молодому инженеру Уралмашзавода Михаилу Шаравину, заядлому туристу. Мишу она заинтересовала больше всего тем, что в ней шла речь о его родных местах (сам он — уроженец деревни Камы, жил там до 1951 года). И, решил он,— поскольку обещанная в статье археологическая экспедиция не состоялась,— почему бы не организовать поиски идола силами туристов?

Миша

Туристы, конечно, народ более быстрый на подъем, чем археологи. Летом 1963 года самодеятельная туристская экспедиция под руководством Миши Шаравина вышла в путь. Операция «Баба», как назвали они свой поход, началась.

Дружные ребята

Состав экспедиции был довольно пестрым. Обычно идут в поход ребята и девчата одного класса, одного курса — почти ровесники. Здесь возраст колебался от 18 до 28 лет: недавняя школьница и инженер, молодой врач и опытный мастер, бывалый охотник.
Начальником единогласно утвердили Мишу Шаравина, инициатора похода. Что еще желать: инженер-конструктор, бывалый турист, хорошо знает места, где развернется «операция», спокойный, уравновешенный, рассудительный человек.
Вакантную должность главврача заняла профессиональный медик — Лариса Кокарева. Она только что получила диплом, и, естественно, ей не терпелось проверить свои знания на живых объектах. «Объекты» поэтому поглядывали на нее с опаской, но на утверждение ее в должности эскулапа все же согласились.
Завхозом назначили Игоря Шестопалова, радиоинженера из Свердловска. В походах бывал не раз, знает, почем в тайге щепотка соли и фунт лиха, у такого зазря лишнюю банку тушёнки не вытянешь — и не проси. Зато рассчитает все — до грамма: и на весь поход хватит, и лишнего груза нести не придется.

Валерик

Еще одним главным стал Валерий Печенкин, инженер-металлург из Запорожья. Уроженец далекого нижнеобского городка Березова, он к ружью привык с детства. «Вот и будь,— сказали ребята,— главным охотником, благо сам говорил, что на твою двустволку даже вороны сами садятся». Флегматичен, нетороплив, любит поспать — и зверю и птице это тоже, наверное, понравится.

Гоша

Гоша Белоногов, тоже инженер, самый старший из всех по возрасту, но самый младший по туристскому стажу, получил звание главного физорга.

Наташа

Его сестра Наташа, самая юная в группе, стала главным фольклористом. Мастер из Запорожья Рудик Петерсон — главным политпросветчиком. Лишь жена Миши Шаравина, Тамара, была просто участницей — зачем раздувать административно-управленческий аппарат, и, если все главные, то кем же руководить: нужен хоть один руководимый.

Тамара

Распределив посты и решив десятки других, не менее важных задач, 10 августа, в воскресенье, группа выехала в Тюмень.

[ДоЛарис]

Бабушкин адрес

От Тюмени до Тобольска ехали в автобусе — это быстрее, чем пароходом. А дальше до Пристани Тюли, что в устье реки Камы, недалеко от Ханты-Мансийска,— на «Ракете» (опять-таки выигрыш в скорости: на «Ракете» — 10 часов, пароходом — двое суток!). Оттуда местный теплоходик довез до деревни Кама. Это уже то, что мы привыкли считать глушью, медвежьим углом — деревенька, «затерянная» в прикондинских болотах, при слиянии Конды и Камы. Да-да, Камы. Не той, которая… а той, что малоизвестна и которую далеко не на каждой карте найдешь.
Как же получилось, что имя великой приуральской реки носит еще одна речка, далеко (километров 600—700 по прямой) отстоящая от нее — по другую сторону Уральского хребта? И пути этих рек разные: одна течет к Волге и Каспию, другая — к Оби и Ледовитому океану. И история несхожая. И обликом друг на друга непохожие. А вот имена одинаковые. Почему?
Оказывается, когда-то северные племена, переселяясь с западного склона Урала на Восток, захватили с собой «на память» и имена родных рек. Кама тут в этом отношении не одинока. Среди притоков Конды есть Вачкур (которому в Прикамье соответствует Вашкур), Мортомья (Муртым — в Прикамье), Улья (Уль), Лемья (Лемья тут и там), Касынья (Казым). Предполагают даже, что величественная Обь, впадающая в океан, собирательница тысяч притоков, прототипом своего имени имеет скромную Обву — приток приуральской Камы.
А что касается «медвежьего угла», то установлено, что в Москве медведей больше, чем в деревне Каме. Скажете, территория не та? Возьмите такую же в радиусе от центра Камы, и все же Москва возьмет верх — там в зоопарке куда больше. К тому же учтенные, чуть ли не с паспортами. А около Камы если и появится какой заблудящий Топтыгин, там его сразу же приволокут… на пушной заготпункт.
В Каме есть клуб, магазин, медпункт, почта и прочее.

Экспедицию гостеприимно встретили родные Миши Шаравина, соседи, знакомые. Конечно, пошли расспросы, ибо сам Миша, хотя и слыхал с детства о Полуденной, о Согоме, но о Старухе — не приходилось. Выяснилось, что и вообще мало кто знает о ней — не пользуется популярностью «Старуха», или «Каменная бабушка», как еще здесь называют ее. Редко кто ходит на Полуденную — хорошие места для охоты есть и поближе. Кажется, последний, что побывал там,— Сергей Конюхов. Лет за восемь до этого он набрел на «Бабушку». Нашел ее уже поваленной, полузаросшей. Особого почтения она у него не вызвала — камень как камень. Развел на ней костерок, топор поточил о ее туловище.
— Адрес «Бабушки», значит, знать хотите? — переспросил Конюхов, хитро прищурясь.— Адрес-то простой: река Хой, гора Полуденная, Старухин мыс, в собственные руки… Да вот дойти туда, ребята, нелегко. Хлебнете забот…
Но пугать туриста трудностями — только разжигать его любопытство.
— Ну, тогда, значит, так… По Каме и Хою вроде прямее, но завалов на реке много, вода сейчас малая, не лодки вас, а вы лодки тащить будете. А на моторке и совсем не пройти. Идите-ка лучше через Тентим, по Сотому. Тоже не асфальт, но полегче путь-то. А что в обход, так ведь недаром говорят: «Напрямки ходить — дома не ночевать»…
Маршрут пришлось перерабатывать. Теперь он выглядел так: по Каме до озера Лебезова, потом через Тентимский сор и другое озеро — Суруптор — в реку Сотом, по ней до Согомского сора, а из него по системе маленьких озер, соединенных протоками, можно попасть к Полуденной горе.
— Там уж недалеко. Только тес старый найдете, он вас и приведет прямо к «Бабушке».
Вроде все ясно. Прямо, как в адресном бюро.

Флотилия идет и цели

Но ясность указаний таежного адресного бюро, конечно же, была весьма относительной. В натуре это выглядело гораздо сложнее.
Вначале все шло хорошо. Флотилия из одной моторки и прицепленных к ней четырех осиновок двинулась вверх по Каме, здесь довольно широкой и чистой от завалов. Но километрах в пяти от Лебезова подвела техника — поломался мотор. Флотилия уменьшилась на одну списочную единицу. Груз из моторки разложили по осиновкам и дальше пошли на веслах.

На волоке

Да если бы только на веслах! Завалы стали попадаться чаще и чаще. Где в обход по берегу, а где прямо по валежинам, плотно перегородившим реку, перетаскивали лодки и груз на себе. Кроме неожиданных перетасков — были еще и «плановые»: волоки от озера к озеру. Эти ничуть не лучше. Во-первых, их надо искать. Да еще как! — часами бродить по болотистым берегам в надежде наткнуться на единственное возможное для волока место, когда-то проторенное охотниками, а ныне заросшее «мелкачом» и травой. Полученные в «адресном бюро» приметы не помогли: пожары изменили местность на свой лад. А, во-вторых, тащить километр-два на себе лодки и груз по болотам и кочкам, продираясь сквозь кусты и коряги, сквозь комариные тучи,— тоже не мед.
14 августа дежурный по дневнику Гоша Белоногов записал на отведенных ему страницах походной тетради:

«Небесная канцелярия».
Аллаху.
Жалуюсь тебе, о Аллах, если ты существуешь! А что ты существуешь, сегодня утром меня убедил наш начальник Миха, сказав: «Иди ты,знаешь ли, к Аллаху!». А жалуюсь я тебе, во-первых, на того самого Миху, который сманил нас искать в таежных дебрях какую-то Каменную Старуху и завел в такую глушь, куда никакой Макар никогда телят не гонял, и ведет нас еще дальше целыми днями, без передыху, охотничьими тропами, о которых уже забыли и сами охотники, и извилистыми запруженными речками, где на каждом километре по 40—50 поворотов. Утром Миха поднимает нас чуть свет, отдыхать в пути через каждые полчаса не позволяет, постоянно ворчит, что идем медленно, часто останавливаемся, мало едим, много спим и т. д.
Во-вторых, жалуюсь я тебе на комаров и мошек, что наплодил ты здесь на наши шеи. Что они кровопийцы, мы знали еще в детском садике, но таких лютых зверей до этого не встречали. Кондинские комары — это, очевидно, помесь крокодила с ягуаром-, по кровожадности с ними, конечно, никакие другие не сравнятся.
Потом жалуюсь я еще на нашу группу — завхоза нашего, рыжебородого пирата Игоря, главного врача Лариску, главного охотника Валерку, главного культпросветчика Рудика и не имеющих чина Тамару с Наташей. Жалуюсь на ТО, что они, покинув наш гостеприимный Свердловск, ввязались в это мероприятие и даже еще рады этому.
А еще жалуюсь я на себя, о Аллах! И зачем это я, великий грешник, увязался за ними, кормлю комаров собственной кровью, мучаюсь, ведя свою осиновку по извилинам Согома, надсажаюсь, перетаскивая ее на себе по волоку, да еще и дальше иду вперед, не собираясь, как это полагалось бы правоверному, бросить все и повернуть обратно. Такой уж я олух царя небесного».

По Согому

Записывая все это в дневник, Гоша рассчитывал потешить ребят. Нельзя сказать, что он преуспел в этом — день выдался трудным, и было, пожалуй, не до смеха. Пока Гоша истощался в остроумии, ребята уже захрапели, веселить стало некого. Перечитав написанное и пофыркав в кулак, Гоша тоже залез в спальный мешок…
Но вот и Суруптор — последнее озеро перед рекой Согом. Можно и отдохнуть, спокойно пройдя его 10-километровую длину.
Спокойно?..

«Только вошли в Суруптор,— записывал в дневнике Рудик Петерсон,— как поднялся приличный ветерок и устроил довольно неприличные волны. А запас борта над водой у наших лодок мизерный — всего лишь 5—7 сантиметров. Тут и мышь рядом проплывет — заметно. Пришлось идти не напрямик, а вдоль подветренного берега, под его защитой.
Зато, когда вышли на ветер, мы сделали гениальное открытие. Вернее говоря, мы его заимствовали у наших далеких предков. Мы открыли, что по озеру можно плыть… под парусами! Соединяем лодки вместе, устанавливаем мачты из весел, поднимаем парус из штормовок — и наша бригантина катамаранного типа с гордо поднятыми парусами быстро преодолевает, озеро».

И снова протока, последняя перед рекой Согом. Но какая же она неуютная! Вереница бесконечных петель, словно запутанный клубок ниток,— на одном километре расстояния по прямой «спидометр» лодок накручивает 4—5 километров. Берега болотистые, неприютные, пристать негде, налево — «лывы» (так здесь называют покрытые тонким слоем воды болота), направо — кочкарник с «окнами», в которые если попадешь, то пиши — пропало. И Сотом гдето рядом, и где-то должен встретиться борок — небольшая возвышенность с сосняком, и сил уже нет, да и вечер… Перспектива оказаться ночью на воде не радовала. Так и заночевали в реденьком болотистом березнячке… в нескольких километрах от Согома. Все же. хоть и относительная, но твердь.
Сотом — быстрая и довольно глубокая речка, но по прихотливости извилин не отстала от других своих прииртышских сестер. Не порадовала она и изменением пейзажа — те же луга да болота и направо и налево. Однако плыть можно…
И плыли. Кормя комаров и подкармливая мошек, отмеривая по извилинам километр за километром, оглядывая невысокие безлюдные берега…
Стоп! Безлюдные? А что там, невдалеке — словно бы копны свежескошенного сена? Не медведи же устраивают себе сенозаготовки. Близко люди!
Но людей встретили только на следующий день. Колхозники из деревни Согом, той самой, куда держит путь флотилия, обрадовались: не часто в этих краях встретишь свежего человека.
Вдоволь наговорившись, помогли колхозникам убрать недавно накошенное сено и к вечеру торжественно — на буксире у колхозной моторки — прибыли в деревню. Это уже, меряя здешними масштабами, совсем близко от «Старухиных мест».

Потерянный тес

— Недалеко,— подтвердил старый охотник Сергей Сургучев.— Согомский сор переплывете, от него речкой Верхней до озера Верхнего же доберетесь, а из Верхнего по реке Широкой до озера Безымянного. Тут и конец воде, дальше посуху пойдете. Старым тесом. Он и приведет к Старухе.
Все ясно. Как в справочном бюро: трамвай такой-то… Почесали в затылках, порасспросили о деталях и… попросили проводника. Что ж, можно и проводника. Условились: на том берегу Согомского сора встретит рыбак. Он и доведет.
Это уже надежнее.
Вечер в Согоме ушел на разговоры с охотниками. Главным образом, конечно, о Старухе.
Рассказал Сургучев. Рассказал старик Пагилев. Нового, по сравнению со статьей в «Комсомольской правде», мало.
…Нашли де ее старики. Давно. Кто ее сделал, как она туда попала — неизвестно. Стояла будто на каменном основании. Хотя и грубо обтесана, но ясно видно, что женщина. На руках ребенок маленький… Был. А сейчас нету. В 1905 году (в газете написано в 1913 году) купец (в газете — «некто»), Сыромятников (в газете — Сидельников) хотел увезти ее с собой, но только уронил да испохабил — куски отбил зачем-то. Такой ее Пагилев и увидел в 1926 году. Но она еще не совсем лежала, кто-то из охотников уж позднее «добил» Старуху — костры на ней разводили, топоры об нее точили.
А почему она именно там поставлена — разве ж непонятно? Место возвышенное, сухое, зверь туда часто приходит, глухари слетаются гальку клевать,— самое что ни на есть охотничье место. Тут, в благодарность богам своим, и поставили ее древние манси.
— А вот еще «Конь» есть,— сказал Пагилев.— Про «Коня» слыхали? То-то. А есть такой. Каменный тоже. И тоже богом служил. Там же, недалеко, в болоте островок маленький — на нем и стоял он когда-то. Только чтото давно уже охотники его найти не могут, видно, утонул в болоте.
Это уже нечто новое. Семейство ненайденных богов увеличивалось.
— Да еще «Стариков мыс» есть. Значит, и «Старик» какой-то был,— добавил кто-то.

Стариков мыс на Согомском соре

Прямо таежный Олимп!
…С проводником-таки разминулись. И, заглядывая в тетрадь с подробной записью примет маршрута, пошли одни.
Водная часть пути была спокойной — на воде заблудиться трудно. Можно сказать, плыли даже с комфортом: по озеру Верхнему — под парусами, а по речке Широкой (действительно широкой и спокойной) — под песню «Вдоль да по речке, вдоль да по широкой…» В конце водной части маршрута как нельзя кстати встретилась избушка — новая, отличная! Заночевали. А утром…
Нет, утром главным было не то, что их несколько раньше намеченного часа разбудил… медведь, набредший на избушку и недовольным ревом возвестивший подъем (устроили погоню за ним, но не догнали). И не то, что на удивление быстро нашли старый, уже заплывший тес, ведущий прямо к Старухиному мысу, а то, что… его потеряли.
Тес! Жителю города это слово не говорит ничего. Но как многозначительно оно в тайге! Важнее, чем улица в городе, увешанная табличками и указателями, просматриваемая далеко вперед и назад, с приметными, издали видными ориентирами. В городе, если потерял нужную улицу, есть кого спросить: «язык до Киева доведет». А в тайге спросить некого. Ничего не расскажут прохожему немые ее жители — вековые замшелые деревья.
Но, оказывается, они могут «заговорить». Разведав дорогу к богатому охотничьему угодью, к гостеприимной лесной избушке, к живительному роднику, бывалый таежник оставляет вдоль пути на деревьях затесы. Эти заметные знаки, расположенные в 50—100 метрах друг от друга, в пределах видимости, и выведут путника к цели. Потерять в глухома
ни тес — столбовую дорогу тайги — иногда равносильно гибели. Особенно, если ты в этих местах впервые, а места далеки от человеческого жилья. Тес говорит: вот я, не теряй меня и иди смело вперед!
Так вот, на другой день, переплыв сор и оставив там лодки, ребята отыскали указанный им заранее тес, бодро и уверенно пошли по нему, как по городской магистрали, а затем… потеряли его. Тес исчез!
То ли упали, поверженные временем, несколько деревьев, несущих заветные знаки, то ли пожар или бурелом повалил их, а может заплыли старые затесы смолой, поросли мхом и стали не заметны, только не стало теса — и все тут…
Недавно еще казавшаяся приветливо!! и оживленной, тайга как бы насупилась, стала угрюмой и недоброжелательной, зловеще Молчаливой. Подавленные неприятностью, растерянные и огорченные замолкли и ребята.

Таежное диво

Хорошо, что догадались не упустить конец теса, «сесть ему на хвост», чтобы в случае чего суметь вернуться и не заблудиться совсем. Разбившись на группы, разошлись по лесу, в пределах видимости друг друга, и принялись барражировать местность, тщательно осматривая каждое дерево — стоящее и лежащее.
Метр за метром прочесывается тайга, не пропущена, кажется, ни одна колодина, ни один сантиметр коры лесных великанов, а заветных знаков нет и нет.
Когда, казалось, была потеряна всякая надежда и все настойчивее приходила мысль о возвращении на базу, возвращении пусть бесславном, но неизбежном, откуда-то из глубины леса раздался восторженный вопль:
— Тес?!..
И вот уже видна возвышенность над болотом, не такая уж высокая, но по здешним местам необычная, уже в просветы мелколесья мелькают знакомые по рассказам склоны «Старухиного мыса»… Цель близка. «Да здравствует Старуха!».
Но она еще не сразу далась им в руки. Вскоре опять потеряли тес. Но теперь цель видна и без него, не заблудишься.
Однако, когда забрались на вершинку, на этот «пузырек земли» в море таежных болот, то увидели, что вершинок-то, собственно говоря, несколько. И какая из них «та», а какая «не та» — угадать трудно. Но именно эта цепочка вершинок и носит имя Полуденной горы, хотя, строго говоря, это не гора, а возвышенность. А та часть ее, что спускается в болото, ведущее в сторону Хоя, и есть Старухин мыс. Кстати, сам Хой, приток Камы, отсюда не близко — километров пять-шесть (а Лебедев в своей статье уверял, что Старухин мыс образован излучиной Хоя!).

Река Хой

В торжественном молчании остановились ребята на вершине. Даже говорить хотелось шепотом, чтобы не разбудить древнее чудовище. «Она» где-то здесь! Близко.
Но где? Вот уже час и другой обшаривают ребята каждый клочок земли, каждый кустик, каждую складку местности. «Бабы» нет — как провалилась. Пробовали даже аукаться — не надоест ли ей прятаться, и не окликнется ли она. В конце концов, это невежливо: к ней пришли в гости, а она…
Шутки шутками, а Старухи-то все же нет как нет. Возвращаться назад ни с чем? Инициатор похода Миша Шаравин чувствовал на себе вопросительные, недоумевающие взгляды ребят.
И только спустя несколько часов в 300— 400 метрах от места поисков именно Миша-то и нашел ее.
На его крик сбежались в момент. И остановились вблизи, несколько разочарованные увиденным. Так это и есть «она», числившаяся по рассказам двухметровой каменной статуей женщины на мощном каменном постаменте?!

Вот она!

Из земли выглядывала плоскость какого-то камня. Едва ли большого. Едва ли похожего на хотя бы часть статуи, по крайней мере такой, какие мы привыкли видеть в музеях и в художественных альбомах. Вокруг большого камня лежало несколько других, мелких.
Но все-таки это была она, «Каменная старуха», то самое, ради чего они шли сюда. Поверженная кем-то когда-то на землю и полузаросшая травой и лишайниками, полуразбитая, со следами отколов и трещин, она словно прилегла отдохнуть.
Камень откопали, подняли и поставили.
Никакого постамента под ним не оказалось (охотничьи рассказы издавна славятся преувеличениями).
Это туловище. Конечно, не торс Венеры Милосской, ее далекой и более изящной родственницы… Но, несомненно, женский торс, хотя и покалеченный чьей-то недоброй рукой. А что до красоты, то у разных народов в разное время бывали разные представления о ней. И древние скифы, расставившие тысячи «каменных баб» по степям Средней Азии, возможно, видели в этих примитивных изваяниях вершинные образцы своего искусства.
Это туловище. А где же голова?
Подобрали осколки камней, лежавшие около «Старухи», попробовали приладить их друг к другу. И вот она, голова! Скуластая, угловатая, топорная голова таежной «красавицы».
Правда, голова почему-то сделана из другого материала. Туловище — из серой кристаллической породы вроде гранита. А голова — из красноватого тяжелого камня. Стрелка компаса около нее «гуляет» — значит, какой-то железняк, руда.

Каменная старуха позирует

И пока изваяние приводится в божеский вид, пока его устанавливают, приставляют к нему перевязанную веревками голову и фотографируют с разных точек, стихийно вспыхивает «научная дискуссия». Вопросы, догадки, загадки…
Как она попала сюда? Когда? То ли привезли ее древние насельники края после одного из своих походов в южносибирские степи, где таких «баб» всяких видов и размеров множество? То ли не так уж давно откопал здесь поблизости какой-то охотник редкий в этих местах камень, вытесал из него в меру своих способностей фигуру идола и поставил ее в благодарность богам за удачную охоту…
А почему голова из другого камня? Может быть, она откололась некогда при транспортировке и эту, новую, вытесали из подручного материала? А может в том, что она из другого материала, тоже скрыт какой-то смысл, какой-то символ? И еще — откуда этот железняк? Нет ли поблизости богатого рудного месторождения? Может быть, идол — лишь условный знак, примета его?
А чем объяснить, что в этом районе намечается что-то вроде таежного Олимпа — жилища богов? Кроме Старухиного мыса, «штабквартиры» женского идола, есть еще Стариков мыс на Согомском соре. Может быть, там стоит мужской идол — Старик? Местные жители говорят, что на мысу есть следы древнего городища.
А «Конь», о котором рассказывал Пагилев? Тоже ведь какой-то идол. Кстати, он где-то близко. Где? Ага! Метрах в 300—400 от Старухиного мыса в болоте заметным пятном выделяется кедровый островок. Именно на него и указывал старый охотник. Но добраться туда сейчас едва ли возможно. Придется отложить до другого визита сюда. А интересно было бы посмотреть и на этого таинственного идола, совсем, кажется, неизвестного в специальной литературе.
Словом, вопросов много. А ответить на них некому — молчит лес. Молчит «Каменная старуха».
О том, чтобы увезти ее с собой, не может быть и речи: без вертолета не обойтись. Ну что ж, Старуха, стой пока здесь, как стояла прежде, придет и твое время переехать в город, в музей.
А пока составим на тебя акт, того требуют интересы науки. В бутылку из-под шампанского кладется письмо.
«1963. 22 августа.
Мы, группа туристов г. Свердловска, под руководством М. П. Шаравина сего числа нашли «Каменную бабу»… (Далее следовало подробное описание ее)… Убедительно просим всех, нашедших ее, не разрушать это древнее изваяние и не растаскивать камни, сложенные у подножья»…

Здесь же в виде «жертвоприношения» поставили банку из-под сгущенки, наполненную использованными проездными билетами. Это, как видно, первое «жертвоприношение» идолу после долгого перерыва.

В гостях у бабушки

Ну и прощай, Старуха! Когда-то еще снова придется встретиться с тобой. Но встретимся обязательно. Ведь точный адрес твой теперь известен.
А пока — пора в обратный путь. График! Да и продукты к концу. Домой, домой! Чтоб побыстрее сообщить о находке всем тем, кто ею интересовался.

Крокодил от хвоста до головы

Но еще целых семь суток прошло, прежде чем довольные находкой ребята добрались до деревни Камы — исходного рубежа операции «Баба».
Иные шутники любят задавать невинный вопрос: «Какова длина крокодила от головы до хвоста?», чтобы вслед за тем задать другой, каверзный: «А от хвоста до головы?» И не знают они, эти шутники, что и в шутке есть немалая доля правды.
Да, от деревни Камы до Старухиного мыса один путь, а от Старухиного мыса до Камы^ другой. По крайней мере, на этот раз.
Обратно решили идти не по Согому, а по Каме, чтобы разведать и этот путь — по карте он выглядит короче.
Он и в самом деле короче. Но тяжелей. Завалы на Каме почти полностью парализуют реку, особенно в пору малой воды. А река нужна — она здесь единственная транспортная артерия, связывающая заготовительные базы пушнины с районами заготовки ее. И не поэтому ли деревня Нюркой на Каме (недалеко от устья Хоя) «самоликвидировалась» — обезлюдела? А некогда это было доброе гнездо промысловиков.
И если летом, в мелководье, река из-за завалов просто непроходима, то весной — опасна. Где-то вверху полые воды сорвут один из завалов, понесут перепутанный вал древесины вниз — на другой, тот — на третий, и бросится вся лавина на чистое судоходное место. Тогда берегись! Сомнет, разобьет в щепки зазевавшуюся лодку или катерок. Был же случай, когда одна самоходка попала в такой переплет и вначале попробовала было спастись бегством, но, слава богу, догадалась и выбросилась на берег у какой-то протоки.
Но Каму возрождают. Уже гремят в ее низовьях взрывы — речники расчищают завалы. Уже все выше и выше по реке слышен рокот моторок и пыхтенье катеров. Скоро Кама снова «войдет в строй».
Так вот, по Каме-то и собирались вернуться домой ребята. Ведь если придется наведаться к Старухе в гости снова (а, что скрывать, дума об этом родилась в первый же день обратного пути), то тогда Камой будет идти вернее. И дорогу нужно разведать заранее.
Зато и намучились же!
Системой озер, соров и проток с Согомского сора экспедиция пробиралась до Камы несколько дней. Тяжелых, многотрудных, полных приключений.

«Наше продвижение по речке Зимней трудно даже назвать плаванием,— записал в дневнике Миша Шаравин.— Речка заросла кустами, часть перегорожена завалами. Приходится перетаскивать лодки то прямо через них в обход — то по берегу, когда это возможно. Русло то и дело петляет, и редко видишь за кормой нос следующей за тобой лодки. А иногда голоса с задней лодки слышишь… впереди себя».

Была и новая встреча с медведем, на этот раз небезопасная. Хозяина тайги увидели на дереве — то ли мед искал, то ли окрестности оглядывал. Но и он, конечно, увидел гостей. Дуэль взглядами кончилась дробовым выстрелом одной стороны и страшным ревом в ответ — другой. Мишка чурбаном слетел с дерева и бросился к реке. А там Лариса рыбу чистила. Конечно, завизжала. Медведь встал на дыбы и — к ней: чего, дескать, шумишь, сам, мол, умею… Неизвестно, чем бы это кончилось, но на шум из-за кустов появился главный охотник — Валерий Печенкин в своем ярко-красном плаще. Цвет плаща привел зверя сначала в замешательство, а потом в ярость. Но, поняв, что единоборство опасно, Мишка с громким ревом бросился бежать.

Такими вернулись в Каму

Было и неприятное ЧП. На одном из привалов разожгли костер, развесили сушить одежду и вещи и пошли искать перетаск. А спустя немного времени услышали взрыв. Когда прибежали, то увидели: пожар! От костра в наветренную сторону выгорела площадка в 80—100 квадратных метров. Жарко горели бревна избушки. Дымились обгорелые рюкзаки. Валялись остатки того, что недавно было ружьями. Взрывом «патронного рюкзака» разбросало хранившиеся в нем же документы, карты и дневники…
Подсчитали потери. Палатка, три ружья, пять рюкзаков со всем «барахлом», бинокль, фотоаппарат, топор, компас, продукты. Удалось спасти часть крупы и муки, немного сухарей и масла да еще соль. Обгорел, но для обмена был еще годен, Мишин паспорт. От дневников сохранилось немногое.
Поэтому дальнейший путь был труден вдвойне: потеря продуктов, одежды и снаряжения заставляла торопиться изо всех сил. Хорошо еще, что поддержал «подножный корм» — рыба, грибы, ягоды. И когда через два дня (ох, каких нелегких!), грязные, оборванные, голодные, увидели озеро Лебезово, где в начале похода оставили моторку, то вздох облегчения был единодушным и громким. Снова дома! Хотя до «дому», до деревни. Кама, еще добрые сутки.
Что и говорить, поход был не из легких. Но был ли бы он интересным, если бы был легким?!

Операция „Таежный олимп“

Да, таинственную «Каменную старуху» удалось найти, но не удалось, конечно, привезти с собой, не удалось познакомиться и с другими богами, нашедшими себе приют в этих краях, собрать о них подробные сведения для ученых.
Но в чем же дело? Разве угасла страсть к новым походам, пусть еще более трудным, но не менее интересным?
Разве растрачен весь порох в туристских пороховницах? Есть он, есть! И будут еще походы, будут новые встречи с таежными идолами, будут новые открытия и находки.
И, по секрету скажем вам, будет новая операция. Операция «Таежный Олимп».

Источник:https://uralstalker.com/uarch/us/1965/03/36/