[ezup]

Политический курс Республики Корея при президенте Мун Чжэине имел леволиберальную направленность и был ознаменован рядом важных социальных преобразований – повышением минимального размера оплаты труда, снижением продолжительности рабочей недели, повышением налогов на высокие доходы, борьбой со спекуляциями на рынке недвижимости. Социальная повестка затронула и развитие вооруженных сил – многие инициативы «Военной реформы 2.0», провозглашенной Мун Чжэином в 2017 году, касаются вопросов социальной справедливости и либерализации военной службы.

Сейчас, когда до прихода к власти новой администрации остаются считанные дни, самое время подвести итоги. Каких результатов удалось добиться правительству Муна в военной политике?

Сокращение численности вооруженных сил и срока военной службы

Эти две связанные между собой инициативы являются реакцией на стремительное снижение уровня рождаемости в РК, наблюдаемое в течение последних нескольких десятков лет. В 2021 году впервые в истории суммарный коэффициент рождаемости в Южной Корее упал до 0,81 ребенка на женщину, что является мировым рекордом. В условиях обязательного призыва на воинскую службу, сохранение численности ВС на прежнем уровне (около 620 тыс. человек по состоянию на 2017 год) сильно увеличило бы демографическую нагрузку.

Поэтому ядром военной реформы стало сокращение численности и построение более легких и компактных ВС, в которых недостаток людских ресурсов предлагается восполнить внедрением технологических решений и привлечением гражданских кадров. При Мун Чжэине численность ВС была уменьшена до 530 тыс. человек в 2021 году, и сокращения, по-видимому, будут продолжаться на протяжении 2022 года до уровня 500 тыс. человек – целевого показателя «Военной реформы 2.0». Вместе с этим произошло сокращение срока службы на 2–3 месяца, до 20–23 месяцев в зависимости от рода войск.

Логическим продолжением такой политики будет отмена воинского призыва, которая позволит увеличить массу молодого трудоспособного населения, но вызовет проблемы с комплектацией ВС необходимой численности. Впрочем, определение необходимой численности – это не только вопрос военной целесообразности, но и предмет политического обсуждения, во многом завязанного на секьюритизацию КНДР. Если при выработке военно-политического курса северокорейский фактор продолжит преобладать над демографическим, то едва ли стоит в обозримом будущем ждать перехода на «контрактную» службу.

Стоит заметить, что иной альтернативой для компенсации демографических рисков является противоположный по своей сути сценарий – введение обязательного воинского призыва женщин, что выглядит, пожалуй, еще менее вероятным.

Социальная поддержка и защита прав человека

Общественное внимание в РК привлечено к проблемам дискриминации, насилия (в том числе сексуального), нарушениям прав человека в ВС. Поэтому многие инициативы реформы касаются защиты прав военнослужащих и обновления культуры воинской службы.

В их числе – образовательная деятельность, учреждение центров по правам человека и иных консультативных органов в ВС. Знаковой мерой можно назвать и ликвидацию гауптвахт (кор. ёнчхан), действовавших со времен указа императора Кочжона «О наказаниях в армии» от 24 января 1896 года, и заменой их на дисциплинарно-образовательные части. Также реализован ряд мер по экспортному контролю и борьбе с коррупцией, ограничивающих связи государственных чиновников с предприятиями ВПК и расширяющих полномочия южнокорейской разведки по расследованию коррупционных преступлений в сфере военной промышленности.

Возможно, одной из наиболее важных следует назвать реформу военных судов, смысл которой тоже является антикоррупционным. Система военных судов, исторически сложившаяся в РК, предполагала право их созыва командующими подразделениями (на уровне дивизии), имевших также и право участвовать в судебных процессах в качестве судей. В результате многие военнослужащие, совершившие правонарушения, избегали справедливого суда из-за покровительства их командиров. Мун Чжэин решил эту проблему путем передачи ряда дел в гражданские суды и привлечением гражданских юристов в судебные процессы («огражданствление» ВС и Министерства обороны в целом проходит красной нитью через многие инициативы военной реформы), а также за счет укрупнения судов – вместо 30 судов на базе крупных подразделений ВС отныне будут созываться по географическому признаку 5 региональных судов, подчиняющихся Министерству обороны напрямую.

Наконец, проводится работа по социальной поддержке военнослужащих. Главной ее целью было обозначено повышение денежного довольствия рядового и сержантского состава с 25 до 50 % от минимального размера оплаты труда. За срок проведения «Военной реформы 2.0» темпы роста МРОТ обогнать не удалось – к 2021 году средний размер сержантского довольствия вырос лишь до 33 % от МРОТ. Взамен правительство РК предлагает различные льготы для военнослужащих с целью облегчить их социальную адаптацию после завершения службы, в частности – программу льготного депозита с повышенными процентами по вкладам и возможностью получить государственную выплату в размере 1/3 от накоплений, сделанных за время службы.

Военный бюджет

В абсолютных величинах военный бюджет РК стабильно растет и год от года бьет исторические рекорды – на 2022 год был одобрен бюджет в размере 54,61 трлн вон (44,1 млрд долларов). В мировых СМИ это нередко позиционируется как свидетельство работы по активному развитию военного потенциала страны, что, отчасти, действительно так – Сеул много тратит на разработку передовых вооружений (из актуальных проектов можно вспомнить УДК-вертолетоносцы «Токто», истребитель поколения 4++ KF-X, легкий авианосец CVX). Но необходимо учесть и то, что большая нагрузка на бюджет возникает как раз за счет социальных и кадровых преобразований. Сокращение значительной части солдат-срочников, привлечение гражданских на работу в ВС вовсе не экономят бюджет, а напротив, требуют увеличения расходов.

Военный бюджет Республики Корея, 2008–2022 гг.

Если более подробно взглянуть на цифры, можно сделать ряд наблюдений. Военный бюджет, как и весь государственный бюджет, растет в абсолютных величинах. Однако по меньшей мере последние 15 лет доля военного бюджета в госбюджете стабильно держится в районе 10 %, а при Мун Чжэине – падала каждый год до рекордных 8,99 % в 2022 году. То есть затраты на оборону не расширились за счет других статей расходов в госбюджете и снизились в ковидный период, когда несколько раз выделялись дополнительные бюджеты.

Доля военного бюджета в государственном бюджете РК,
2008–2022 гг.

Темпы роста военного бюджета неравномерны. Четко выделяются два скачка – после 2010 и 2017 года, то есть после двух кризисов безопасности на Корейском полуострове. Темпы роста военных расходов значительно замедлились относительно темпов роста госбюджета – если первые опережали последние в 2010–2011 и 2016–2017-х гг., то с тех пор темпы роста военного бюджета составляют меньше 40 % от темпов роста госбюджета.

Ежегодный рост государственного бюджета и военного бюджета РК,
2010–2022 гг.

Шаги к военно-политической самостоятельности

Архитектура безопасности в АТР сегодня претерпевает трансформацию, возникают новые структуры военно-политического сотрудничества игроков региона, роль РК в которых пока окончательно не ясна. Избранный президент РК Юн Согёль тем не менее, очевидно, настроен не просто на развитие альянса с США, но и на значительное сближение с Японией вплоть до создания трехстороннего формата сотрудничества по вопросам безопасности. Курс Мун Чжэина в этом смысле был гораздо более нейтральным, и за время его президентства был сделан ряд шагов на пути к военно-политической самостоятельности Сеула.

Прежде всего, были отменены ограничения на развитие баллистических ракет, взятые на себя Южной Кореей по условиям Меморандума о взаимопонимании США-РК 1979 года. С тех пор РК обязывалась не разрабатывать ракеты дальностью действия выше 180 км и массой полезной нагрузки – 500 кг. Последние 20 лет этот потолок постоянно пересматривался союзниками в сторону увеличения, а в 2021 году после саммита Дж. Байдена и Мун Чжэина стороны договорились полностью ликвидировать ограничения, прекратив действие Меморандума. Это решение формально позволяет Южной Корее создавать любые типы ракетных вооружений, в том числе и межконтинентальные баллистические ракеты.

Серьезным успехом, показавшим способность Муна вести эффективную многовекторную дипломатию, является урегулирование кризиса отношений с Китаем, вызванных введением батарей THAAD на территорию РК в 2017 году. Размещение элементов американской системы ПРО вызвало негативную реакцию КНР, бойкот южнокорейской продукции (фактически – негласные экономические санкции) и резкое охлаждение официальных и деловых связей. Мун Чжэину удалось стабилизировать ситуацию, объявив, что РК будет соблюдать принцип «трех нет»: нет – включению Южной Кореи в глобальную систему ПРО США, введению дополнительных комплексов THAAD в РК, а также превращению партнерства по вопросам безопасности между США, Японией и Южной Кореей в трехсторонний альянс.

И эта, пусть и ограниченная, способность маневрировать между Китаем и США, сохраняя определенную степень независимости, есть ценнейший ресурс для Южной Кореи с ее стратегией «средней державы» и многовекторной внешнеполитической линией. Вне зависимости от того, как военно-политический курс РК будет складываться при новой администрации (а многочисленные высказывания Юн Согёля свидетельствуют, в частности, и о его нежелании следовать политике «трех нет»), нельзя не отдать должное Мун Чжэину в том, что он этот ресурс стремился сохранить.

Автор:

Валентин Волощак

Использованы фотографии:

https://www.joongang.co.kr/article/23245707#home