[ezup]

Предлагаемая вашему вниманию статья задумывалась как продолжение материала «Ответ сторонников авианосного лобби на «неудобные» вопросы» и должна была рассказать, зачем же, собственно, нам нужны авианосцы и где мы их собираемся использовать. К сожалению, очень быстро выяснилось, что в рамках одной статьи дать обоснованный ответ на этот вопрос совершенно нереально. Почему?

О критериях полезности российского морского оружия

Вроде бы здесь нет ничего сложного. У любого государства есть цели, к достижению которых оно стремится. Одним из инструментов достижения этих целей являются вооруженные силы. Частью вооруженных сил является военно-морской флот, и его задачи прямо вытекают из задач вооруженных сил страны в целом.

Следовательно, если мы имеем конкретные и ясно сформулированные задачи флота, интегрированные в систему столь же понятных целей вооруженных сил и государства, то оценку любой морской системы вооружений можно свести к анализу по критерию «стоимость/эффективность» применительно к решению поставленных перед ВМФ задач. Разумеется, в графе «стоимость» учитывается не только экономика – забросать ДОТ ручными гранатами, может, и дешевле, но потери среди морпехов при этом будут неизмеримо выше, чем при использовании танка.

Конечно, при таком анализе необходимо как можно более реалистично смоделировать все формы морского боя с участием «испытываемых» систем вооружений, и это – удел профессионалов. Но, если необходимые математические модели разработаны, то определить, какое из «конкурирующих» вооружений (и их сочетаний) решает поставленные задачи с лучшей эффективностью при минимальной стоимости, сравнительно несложно.

Увы. В Российской Федерации ничего никогда не бывает просто.

Задачи ВМФ РФ


Начнем с того, что у нас нет внятно обозначенных целей государства. А задачи вооруженных сил сформулированы так, что понять, о чем конкретно идет речь, зачастую совсем нереально. Вот заходим мы на официальный сайт Министерства обороны РФ. Цели и задачи «нарезаны» по видам и родам войск, это нормально. Открываем вкладку, посвященную ВМФ, и читаем:

«Военно-Морской Флот предназначен для обеспечения защиты национальных интересов Российской Федерации и ее союзников в Мировом океане военными методами, поддержания военно-политической стабильности на глобальном и региональном уровнях, отражения агрессии с морских и океанских направлений».

Итого – три глобальные цели. Но – без какой-либо детализации и конкретики. Правда, дополнительно указывается:

«Основы, главные цели, стратегические приоритеты и задачи государственной политики в области военно-морской деятельности Российской Федерации, а также меры по ее реализации определяются Президентом Российской Федерации».

Что ж, у нас есть Указ Президента РФ от 20 июля 2017 г. № 327 «Об утверждении Основ государственной политики Российской Федерации в области военно-морской деятельности на период до 2030 года», который далее я буду называть «Указ» и на который буду в дальнейшем ссылаться. Весь взятый в кавычки текст, который Вы, уважаемый читатель, прочтете в нижеследующих трех разделах, это цитирование данного «Указа».

Цель № 1: Защита национальных интересов в Мировом океане


Звучит внушительно, вот только кто б еще разъяснил, какие именно у нас интересы в этом самом океане.

К сожалению, хоть сколько-нибудь внятного ответа на этот вопрос «Указ» не дает. В «Указе» четко прописано, что России для защиты ее национальных интересов требуется мощный океанский флот. Но вот зачем он России нужен, и как она собирается его применять в океане – не сказано почти ничего. Если коротко, то в качестве основных угроз прописаны «стремление ряда государств, прежде всего Соединенных Штатов Америки (США) и их союзников, к доминированию в Мировом океане» и «стремление ряда государств ограничить доступ Российской Федерации к ресурсам Мирового океана и ее выход на жизненно важные морские транспортные коммуникации». Но что это за ресурсы и коммуникации и где они пролегают, не сказано. Да и супостаты, которые нам мешают ими пользоваться, не определены. С другой стороны, «Указ» сообщает, что «Необходимость военно-морского присутствия Российской Федерации… определяется также, исходя из следующих опасностей», и даже перечисляет их:

«а) усиливающееся стремление ряда государств к обладанию источниками углеводородных ресурсов на Ближнем Востоке, в Арктике и в бассейне Каспийского моря;

б) негативное воздействие на международную обстановку ситуации в Сирийской Арабской Республике, Республике Ирак, Исламской Республике Афганистан, конфликтов на Ближнем и Среднем Востоке, в ряде стран Южной Азии и Африки;

в) возможность обострения существующих и возникновения новых межгосударственных конфликтов в любом районе Мирового океана;

г) рост пиратской активности в Гвинейском заливе, а также в акваториях Индийского и Тихого океанов;

д) возможность оказания иностранными государствами противодействия осуществлению Российской Федерацией экономической деятельности и проведению научных исследований в Мировом океане».

Вот только что подразумевает под собой термин «присутствие»? Способность принуждения к миру по образцу и подобию действий Британии у Фолклендов в 1982 году? Или речь идет только о демонстрации флага?

В «Указе» есть указание на «участие сил (войск) Военно-Морского Флота в операциях по поддержанию (восстановлению) международного мира и безопасности, принятие мер для предотвращения (устранения) угрозы миру, подавление актов агрессии (нарушения мира)». Но там речь идет об операциях, санкционированных Советом Безопасности ООН, а это совсем другое.

В «Указе» прописано прямо, что Российской Федерации требуется океанский флот. Готовый к «долговременной автономной деятельности, в том числе к самостоятельному пополнению запасов материально-технических средств и оружия в удаленных районах Мирового океана». Способный побеждать в схватке с «противником, обладающим высокотехнологичным военно-морским потенциалом… в дальних морских и океанских районах». Имеющий достаточную численность и силы для обеспечения, ни много ни мало, «контроля за функционированием морских транспортных коммуникаций в Мировом океане». Занимающий «второе место в мире по боевым возможностям», наконец!

Но, когда дело доходит до хоть какой-то конкретики по части вероятных противников и районов Мирового океана, в которых нужно использовать наш океанский флот, все ограничивается невнятным «присутствием».

Опять же, в целях нашей морской политики указывается «поддержание… международного правопорядка, путем эффективного использования Военно-Морского Флота в качестве одного из основных инструментов внешнеполитической деятельности Российской Федерации». С учетом требуемого могущества нашего флота получается, что наш президент ставит перед ВМФ РФ задачу осуществления политики канонерок по американскому образцу. Можно предположить, что эта политика как раз и должна проводиться в регионах «присутствия». Но это останется лишь догадкой – прямо об этом в «Указе» не говорится.

Цель № 2. Поддержание военно-политической стабильности на глобальном и региональном уровнях


В отличие от предыдущей задачи, непонятной совсем, эта ясна хотя бы наполовину – в части поддержания стабильности на глобальном уровне. «Указ» содержит целый раздел, посвященный стратегическому сдерживанию, в котором, в числе прочего, говорится:

«Военно-Морской Флот является одним из наиболее эффективных инструментов стратегического (ядерного и неядерного) сдерживания, в том числе предотвращения «глобального удара».

А потому от него требуется

«поддержание военно-морского потенциала на уровне, обеспечивающем гарантированное сдерживание агрессии против Российской Федерации с океанских и морских направлений и возможность нанесения неприемлемого ущерба любому потенциальному противнику».

Именно поэтому к ВМФ РФ предъявляется «стратегическое требование»:

«в мирное время и в период непосредственной угрозы агрессии: недопущение силового давления и агрессии в отношении Российской Федерации и ее союзников с океанских и морских направлений».

Здесь все ясно: ВМФ РФ, в случае нападения на нашу страну, должен уметь так шарахнуть ядерным и неядерным высокоточным оружием, чтобы у любого из наших «заклятых друзей» желание нападать умерло в зародыше. Это, собственно, и есть обеспечение военно-политической стабильности на глобальном уровне.

Но вот о том, как флот должен поддерживать региональную стабильность, можно только догадываться.

Цель № 3: Отражение агрессии с морских и океанских направлений


В отличие от двух предыдущих, здесь, пожалуй, никаких неясностей нет. «Указ» прямо говорит о том, что в военное время ВМФ РФ должен иметь:

«способность нанесения неприемлемого ущерба противнику в целях его принуждения к прекращению военных действий на условиях гарантированного обеспечения национальных интересов Российской Федерации;

способность к успешному противоборству с противником, обладающим высокотехнологичным военно-морским потенциалом (в том числе имеющим на вооружении высокоточное оружие), с группировками его военно-морских сил в ближних, дальних морских зонах и океанских районах;

наличие оборонительных возможностей высокого уровня в области противоракетной, противовоздушной, противолодочной и противоминной обороны».

То есть ВМФ РФ должен не просто нанести врагу неприемлемый ущерб, но также уничтожить атакующие нас морские силы и по максимуму защитить страну от воздействия всех видов вражеского морского оружия.

О дискуссиях про океанский флот


Одна из основных причин, по которой дискуссии о создании строительства океанского флота заходят в тупик, заключается в том, что руководство нашей страны, заявляя необходимость строить такой флот, не спешит объяснить, для чего он нужен. К сожалению, Владимир Владимирович Путин за все 20 с лишним лет своего пребывания у власти так и не сформулировал целей, к которым должна стремиться наша страна во внешней политике. Если мы, например, почитаем любую «Концепцию внешней политики Российской Федерации», то увидим там, что Российская Федерация, в общем, стоит за все хорошее против всего плохого. Мы за равноправие, права личности, верховенство закона, главенство ООН. Мы против терроризма, вреда экологии, и прочее и прочее. Минимум конкретики присутствует только в региональных приоритетах – заявляется, что для нас таким приоритетом является выстраивание отношений со странами СНГ.

Очевидно, что любая разумная дискуссия о необходимости океанского флота начинается с задач, которые оный флот должен решать. Но, поскольку правительство РФ эти задачи так и не объявило, то оппонентам приходится формулировать их самим. Соответственно, спор сводится к тому, какую роль в международной политике должна играть Российская Федерация.

И тут, понятное дело, дискуссия очень быстро заходит в тупик. Да, уже сегодня РФ действительно принимает немалое участие в мировой политической и экономической жизни, вспомним хотя бы карту наших экономических интересов в Африке, предоставленную уважаемым А. Тимохиным.

Но тем не менее множество людей считает, что нам сегодня не следует продвигать какие-то политические и экономические интересы в дальних странах. Что следует сосредоточиться на наведении порядка в своей стране, ограничив внешние воздействия соседними нам государствами. Я не согласен с такой точкой зрения. Но она, без сомнения, имеет право на жизнь.

Поэтому в следующих моих материалах по данной теме я буду рассматривать нужность и полезность авианосцев для ВМФ РФ применительно лишь к двум задачам: стратегическому сдерживанию и отражению агрессии с морских и океанских направлений. А по поводу «обеспечения защиты национальных интересов Российской Федерации и ее союзников в Мировом океане военными методами» выскажу свое частное, и, разумеется, не претендующее на абсолютную истину мнение.

Защита российских интересов в Мировом океане


Современный мир – довольно-таки опасное место, где регулярно вспыхивают боевые действия с участием вооруженных сил США и НАТО. Так, в последнее десятилетие ХХ века прогремели две серьезных войны – «Буря в пустыне» в Ираке, и «Союзная сила» в Югославии.

Двадцать первый век «достойно» принял эту печальную эстафету. В 2001 году начался очередной виток войны в Афганистане, который продолжается по сию пору. В 2003 году вооруженные силы США и Великобритании снова вторглись в Ирак и свергли Саддама Хусейна. В 2011 году американцы и европейцы «отметились» в гражданской войне в Ливии, которая закончилась гибелью Муаммара Каддафи и фактически развалом страны. В 2014 году американские вооруженные силы вошли в Сирию…

Российская Федерация должна иметь возможность противостоять подобного рода «вхождениям» не только политически, но и военной силой. Разумеется, по возможности избегая при этом прямого противостояния вооруженным силам США и НАТО, дабы не развязать глобального ядерного конфликта.

Как это можно сделать?

На сегодняшний день американцы весьма хорошо освоили стратегию непрямых действий, отлично продемонстрированную в той же Ливии. Режим Муаммара Каддафи не был угоден США и Европе. Но, кроме того, часть населения самой Ливии была недовольна своим руководителем в достаточной степени, чтобы взяться за оружие.

Маленькая ремарка – не стоит искать причину гражданской войны в Ливии исключительно в личности М. Каддафи. Его давно уже нет, а военные действия продолжаются до сих пор. Особенности многих африканских и азиатских стран, да и не только их, если вспомнить ту же Югославию, заключаются в том, что в пределах одной страны вынуждены сосуществовать крупные социумы, изначально враждебные друг к другу по территориальному, национальному, религиозному или какому-то иному признаку. Причем вражда может уходить корнями столь глубоко в историю, что никакое примирение между ними невозможно. Разве что найдется такая сила, которая обеспечит мирное сосуществование таких социумов на протяжении столетий так, чтобы старые обиды все же забылись.

Но вернемся к ливийской гражданской войне. Если совсем коротко, то локальный протест против задержания правозащитника преобразился в массовые выступления с жертвами среди участников манифестаций. А это, в свою очередь, привело к вооруженному мятежу, переходу части регулярной армии на сторону повстанцев и началу полномасштабных боевых действий. В которых, однако, войска, оставшиеся верными М. Каддафи, достаточно быстро стали одерживать верх. После первоначальных неудач правительственные силы вернули себе контроль над городами Бин-Джавад, Рас-Лануф, Брегу и успешно продвигались к «сердцу» мятежа – Бенгази.

Увы, восстановление контроля М. Каддафи над Ливией не входило в планы США и европейских стран, а потому они бросили на чаши весов силу своих ВВС и флота. К противостоянию с таким противником проправительственные вооруженные силы Ливии оказались не готовы. В ходе операции «Odyssey Dawn» сторонники М. Каддафи лишились ВВС и ПВО, а потенциал сухопутных войск оказался серьезно подорван.

Именно авиация и флот США и их союзников обеспечили победу повстанцев в Ливии. Безусловно, существенную роль сыграли также и силы спецопераций, но – далеко не главную. В сущности, британские SAS появились в Ливии чрезвычайно оперативно, они помогали повстанцам организовать «Марш на Триполи». Но это не помогло повстанцам ни разгромить проправительственные силы, ни даже стабилизировать фронт. Невзирая на все мастерство британского спецназа (а это весьма серьезные парни, профессионализм которых я совершенно не склонен преуменьшать), повстанцы явно терпели военное поражение. Разумеется, пока не вмешались ВВС и ВМС США и НАТО.

Все это было в реальности, а теперь давайте рассмотрим теперь некий гипотетический конфликт. Предположим, что в силу тех или иных политических и экономических причин (последние, кстати, у нас точно были) РФ была бы крайне заинтересована в сохранении режима М. Каддафи. Что мы могли сделать в таком случае?

В теории можно было действовать так же, как и в Сирии. Договориться с М. Каддафи и разместить части наших ВКС на одной или двух ливийских авиабазах, откуда наши самолеты наносили бы удары по силам повстанцев. Но сложность в том, что это… политика.

Начнем с того, что тушить любой пожар нашими ВС – в корне неправильно. Вооруженные силы РФ, простите, не мировой жандарм и не «в каждую бочку затычка». Они – крайняя мера, которую нужно применять лишь тогда, когда интересы страны действительно соизмеримы с угрозой для жизней наших военнослужащих. И немалых финансовых расходов на военную операцию. Поэтому, пока проправительственные силы Ливии удерживали ситуацию под контролем, наше вмешательство было совершенно не нужно. В первую очередь нам же самим.

А если подумать – так и ливийцам тоже. Не будем забывать, что воинский контингент в той же Сирии был размещен, когда Башар Асад оказался на краю гибели. Принял бы он нашу помощь раньше, когда конфликт только начинался и были хорошие шансы закончить его силами регулярной сирийской армии? Большой вопрос. Вообще говоря, военные базы другой, пусть даже союзной державы на твоей территории – это крайняя мера. На которую стоит идти, лишь когда твоей стране угрожает враг, которому ты заведомо не в силах противостоять.

Иными словами, если бы вдруг РФ сочла сохранение режима Муаммара Каддафи архиважным и архинужным делом, то даже и в этом случае бежать в Ливию с Су-34 наперевес сразу, как только начались местные волнения, было бы явно преждевременно.

А вот после начала «Odyssey Dawn» – уже поздно. Как перебрасывать воинские контингенты в Ливию и размещать их на местных авиабазах, когда эти авиабазы – под ударом натовской авиации?

Потребовать у американцев временно прекратить огонь? А с чего им нас слушать, если у них – резолюция Совбеза ООН, и они совершенно не обязаны оказывать нам такие любезности? И что нам тогда остается делать? Пытаться все же осуществить переброску ВКС, под угрозой того, что те попадут под американские ракеты и бомбы? Тогда нам придется или промолчать, что будет огромной потерей лица и престижа на мировой арене, или же соразмерно ответить и… Здравствуй, третья мировая.

Это уж не говоря о том, что в отличие от Сирии, где США применяли свою авиацию в очень скромных масштабах, в Ливии они могли просто вбомбить местные авиабазы в такое состояние, в котором на них не то, что российский авиаполк – пару кукурузников базировать не получится. Так что мы не смогли бы разместить там сколько-то заметные воздушные силы ни во время «Odyssey Dawn», ни после ее завершения. Да и, будь у них подозрение, что мы хотим вмешаться – стали бы они, вообще, останавливать эту операцию или же продолжали бы ее до самой победы повстанцев?

Когда нам говорят о том, что с задачей противодействия «бармалеям» в Сирии те же Су-34, действующие с сухопутного аэродрома Хмеймим, справятся куда лучше любых палубных самолетов – это правда, и я соглашаюсь с этим. Но правда также и в том, что далеко не во всяком конфликте прочие «заинтересованные стороны» дадут нам возможность разместить силы наших ВКС на сухопутных авиабазах. Не нужно сомневаться, что решительность Российской Федерации в Сирии замечена и пристально изучена. И наши «заклятые друзья» в дальнейшем будут планировать свои военные операции так, чтобы максимально затруднить или сделать совершенно невозможным вмешательство по типу сирийского.

В той же Ливии, например, у них вполне могло это получиться – если б у нас было желание вмешаться «силами тяжкими», конечно. Да и не только в Ливии.

Стратегия непрямых действий, когда для свержения неугодного режима устраивается мятеж или «оранжевая революция», а затем, если сразу сбросить существующую власть не получилось, то военный потенциал страны «умножается на ноль» посредством операции ВВС и ВМС, чрезвычайно эффективна. И может быть проведена так, что союзникам этого самого режима просто не предоставят возможности разместить свои (то бишь наши) ВКС на проправительственных авиабазах.

Что мы могли бы противопоставить такой стратегии?

Боеспособную многоцелевую авианосную группу (АМГ) – разумеется, если б она у нас была, конечно. В этом случае, с началом вооруженного мятежа в Бенгази мы бы могли отправить ее к ливийским берегам. Пока силы М. Каддафи оставались победоносны, она была бы рядом, но не вмешивалась в противостояние. А вот в случае начала «Odyssey Dawn», она могла дать «зеркальный» ответ. Самолеты США и НАТО успешно «обнуляют» военный потенциал М. Каддафи? Что ж, наши палубные самолеты могли бы существенно уменьшить потенциал ливийских повстанцев. При этом риски случайно попасть под удар натовских самолетов (да и им – под наш удар) в этом случае будут минимизированы.

Сил для этого у одного крупного авианосца будет вполне достаточно. Американцы и их союзники в своих воздушных операциях использовали порядка 200 самолетов, из которых 109 были боевыми самолетами тактической авиации, еще 3 – стратегическими бомбардировщиками. Остальные – самолеты ДРЛОиУ, разведывательные, заправщики и т.д. Атомный авианосец в 70–75 тыс. т имел бы втрое меньше самолетов, чем задействовали европейцы и американцы. Но ведь и военный потенциал повстанцев был куда скромнее, чем у оставшихся верными М. Каддафи войск?

Подобное использование авианосной многоцелевой группы заводило ситуацию в Ливии в стратегический тупик, когда ни у М. Каддафи, ни у повстанцев не осталось бы достаточных сил для решительной победы над противником. А вот дальше возникает интересный вопрос – решились ли бы американцы на свою «Odyssey Dawn», если бы у берегов Ливии находилась наша АМГ с современным авианосцем? США и Европа стремились к свержению режима М. Каддафи, это да. И, конечно, они вполне могли бы этого достигнуть, даже с учетом воздействия нашей АМГ. Но для этого им пришлось бы уже самим пачкать руки в крови – перебрасывать в Ливию собственные крупные воинские контингенты для проведения масштабной наземной операции.

Технически, конечно, США способны провернуть и не такое. Но очень даже возможно, что подобные меры были бы сочтены чрезмерной платой за сомнительное удовольствие увидеть предсмертные мучения Муаммара Каддафи.

Сведу все вышесказанное к трем коротким тезисам:

1. Наиболее дешевый и эффективный способ ущемить интересы России в какой-либо лояльной по отношению к РФ стране – устроить там смену режима путем военного переворота, подкрепив последний, при необходимости, воздействием ВМС и ВВС НАТО.

2. Самой эффективной мерой противодействия повстанцам в такой стране будет развертывание ограниченного контингента ВКС на сухопутных аэродромах по образцу и подобию того, как это было сделано в Сирии. Но, к сожалению, если наши противники сильно захотят сделать невозможным такой сценарий, то у них это вполне может получиться.

3. Наличие боеготовой и эффективной АМГ в составе ВМФ РФ в случае событий по п. 1 позволит нам эффективно противодействовать стратегии «непрямых действий». В этом случае у наших геополитических противников останется на выбор либо почти бескровная «оранжевая революция», либо же полномасштабная война на краю географии с привлечением собственных крупных сухопутных сил. Таким образом, возможности противодействия нашим политическим и экономическим интересам будут существенно ограничены.

Принуждение к миру


Очень интересна операция «Богомол», которую ВМС США провели в отношении Ирана. В ходе небезызвестной «танкерной войны» в Персидском заливе американцы отправили туда военные корабли для защиты судоходства. И случилось так, что фрегат «Самюэль Б. Робертс» подорвался на мине, каковые иранцы ставили в нейтральных водах – в нарушение всех правил морской войны.

Американцы решили «ответить ударом на удар» и атаковали две иранских нефтедобывающих платформы, которые, по их данным, использовались для координации морских атак (планировалась также атака на третью платформу, но она была отменена). Было ли это на самом деле, для нас неважно. Интересны последующие события.

Американцы провели ограниченную военную операцию, выдвинув две корабельные ударные группы (КУГ) к платформам. Группа «Браво» – десантный корабль-док и два эсминца, группа «Чарли» – ракетный крейсер и два фрегата. Авианосец «Энтерпрайз» оказывал поддержку, находясь на достаточном удалении от места событий.

Иранцы же не стали изображать покорную жертву и контратаковали самолетами и надводными кораблями. При этом применялось высокоточное оружие: иранский корвет Joshan выпустил «Гарпун». Но, кроме этого, иранцы попытались дать «асимметричный» ответ, атаковав катерами несколько гражданских судов в нейтральных водах, при этом из трех кораблей, получивших повреждения, один оказался американским.

И здесь палубная авиация США оказалась очень полезной. Именно она атаковала легкие катера иранцев, уничтожила один из них и вынудила бежать остальные – американские надводные корабли были слишком далеко, чтобы вмешаться. Также палубная авиация обнаружила и сыграла ключевую роль в отражении атаки наиболее крупных иранских кораблей, фрегатов «Саханд» и «Сабалан». Причем первый был потоплен, а второй – тяжело поврежден и утратил боеспособность.

Представим себе, что американцы проводили эту операцию без авианосца. Без сомнения, они располагали превосходящими силами, причем их корабли превосходили иранские, как количественно, так и качественно. Обе нефтяные платформы, намеченные целью американской атаки, были уничтожены. Но стоит отметить опасность, которой подверглись боевые группы американцев. Обе группы, естественно, «засветились» у нефтяных платформ, да еще и имели контакты с иранской авиацией, в результате чего их местоположение было известно противнику. И если бы иранские фрегаты не были своевременно обнаружены и при этом несли современное ракетное вооружение, то их атака вполне могла увенчаться успехом. Кроме того, американские корабли, сосредоточенные для решения конкретной задачи, ничем не могли помочь подвергшимся атаке нейтральным судам, включая одно американское.

Иными словами, даже имея явное количественное и качественное превосходство, американские КУГ не могли решить всех возникающих перед ними задач, в то время как иранцы, располагая заметно меньшими силами, имели шансы серьезно потрепать американцев.

Выводы


Они очевидны. Наличие авианосцев в составе ВМФ РФ будет иметь существенное политическое значение и ограничит возможности США и НАТО «нести демократию» в другие страны. В то же время отсутствие авианосцев будет угрожать нашему флоту несоразмерными потерями даже при участии в ограниченных конфликтах против менее развитых стран.

Но, повторяю, все вышесказанное не является обоснованием необходимости авианосцев в составе ВМФ РФ. Это всего лишь моя точка зрения на мировую политику и участие в ней ВМФ РФ. И ничего сверх того.

По моему мнению, необходимость наличия авианосцев в составе ВМФ РФ проистекает из необходимости решения совершенно других задач: поддержание военно-политической стабильности на глобальном уровне и отражение агрессии с океанских направлений. Но для того, чтобы понять, насколько верно это мое предположение, необходимо конкретизировать угрозы, которые должен парировать наш ВМФ.

Об этом – в следующей статье.

Автор:Андрей из Челябинска