[ezup]

Итак, в декабре 1903 г., примерно за месяц до начала военных действий, «Варяг» был отправлен из Порт-Артура в Чемульпо (Инчхон). Точнее сказать, ходил туда «Варяг» дважды: в первый раз он отправился в Чемульпо 16 декабря, вернувшись обратно спустя шесть дней (и по дороге постреляв по щиту у скалы Энкаунтер), а затем, 27 января, В.Ф. Руднев получил распоряжение Наместника идти в Инчхон и оставаться там старшим стационером. Пополнив припасы, «Варяг» на следующий день вышел в море и прибыл днем 29 декабря 1903 г. к месту своего назначения.

Хотелось бы отметить массу вопросов, которые возникали и будут возникать у людей, интересующихся военно-морской историей относительно действий Всеволода Федоровича Руднева до боя, состоявшегося 27 января 1904 г. Выделим несколько ключевых из них:

1. Почему В.Ф. Руднев не воспрепятствовал высадке японских войск в Чемульпо?

2. Почему корабли иностранных держав на рейде Чемульпо своими действиями проигнорировали права суверенной и нейтральной Кореи?

3. Почему «Варяг» в одиночку или вместе с «Корейцем» не сделал попытки прорыва в ночь перед сражением?

4. Почему В.Ф. Руднев не принял боя на рейде Чемульпо, а попытался выйти в море?

Для начала стоит освежить в памяти, что на тот момент представляло собой государство Корея. Профессор международного права Королевского морского колледжа в Гринвиче Т. Лоуренс, современник тех далеких событий, высказался о ней так:

«Практически Корея никогда не была и никогда не принималась в качестве полностью независимого государства в смысле, понимаемом международными специалистами. Россия в своем противодействии Японии основывалась на постоянном формальном признании независимости Кореи, не стесняясь оказывать любое давление вплоть до настоящей войны с сеульским двором. В 1895-1904 гг шла дипломатическая дуэль между ней и Японией на корейской почве, когда конфликт искусства дипломатии сменился на вооруженный конфликт. Это была борьба за полное и постоянное влияние, и, вне зависимости от того, какая из сторон одерживала верх в тот или иной момент, на деле Корея никогда не была действительно независимой».


Насколько был прав британский профессор? Не будем делать глубокого экскурса в историю Кореи, но напомним, что в последний раз эта держава сколько-то эффективно боролась против иностранного вторжения (кстати, это была Япония) в семилетней войне 1592-1598 гг. Любители флота отлично помнят ее по победам корейского флота, ведомого адмиралом Ли Сунсином и использовавшего необычные боевые корабли-кобуксоны.

Тем не менее, отстоять собственную независимость самостоятельно Корея не могла – ей помогли это сделать китайские армия и флот (собственно говоря, о боях на суше скорее следует говорить, что это корейцы помогли китайцам). Надо сказать, что японцы целью своего завоевания ставили отнюдь не Корею, а весь Китай, от Кореи лишь требовалось дать проход японским войскам, которого она не предоставила, поскольку опасалась (вероятно – более чем справедливо) быть захваченной без войны. В этом смысле помощь Китая Корее была вполне обоснована – китайцы отлично понимали истинные цели японских завоевателей.

Вне всякого сомнения, в той войне корейцы сражались доблестно, особо следует отметить широкое партизанское движение, возникшее после того, как их армия была разбита, но длительные боевые действия подорвали силы этой не слишком многочисленной нации. В результате Корея жестоко страдала от вторжений манчжур, состоявшихся в 1627 и 1636-37 гг. и не могла отразить ни одного из них, а навязанные ей условия мира фактически делали ее манчжурским протекторатом. Все бы ничего, но в результате манчжурской экспансии последние сместили правящую Китаем династию Мин собственной династией Цин и постепенно завоевывали китайские провинции, сохранившие лояльность Мин. Вот так, собственно, Корея и превратилась в протекторат Китая. Как-то выходить из этого положения правящая корейская верхушка не собиралась, признав Китай эдаким «старшим братом», и взяв курс на изоляцию от внешнего мира.

В то же время японцам очень не нравилось подобное положение дел – они воспринимали Корею как пистолет, нацеленный на Японию. Это, впрочем, было неудивительно, потому что корейский пролив, разделявший эти две страны, имел минимальную ширину всего 180 километров. Другими словами, Корейский пролив для Японии был, с одной стороны, тем же, что и Ла-Манш для Англии (при том что могущественного флота у Японии не было), а с другой – трамплином для экспансии в Китай, от чего японцы никогда не думали отказываться.

Поэтому, как только японцы вновь ощутили себя достаточно сильными для экспансии, они силой оружия вынудили Корею (1876 г) подписать весьма кабальный для нее торговый договор, который, хотя формально и признавал независимость Кореи, содержал ряд пунктов, на которые никак не могло бы пойти самостоятельное государство – например, право экстерриториальности (неподсудности корейским судам граждан Японии, находящихся на территории Кореи). Вслед за этим подобные договора были заключены и с ведущими европейскими державами.

Надо сказать, что на заре своих взаимоотношений с Западом Япония и сама оказалась в схожем (до некоторой степени) положении, но у нее были амбиции и политическая воля для того, чтобы отстоять свою независимость и быть самостоятельной державой, а вот у корейцев сил на это не оказалось. Соответственно, Корея быстро превратилась в поле битвы интересов других держав — отстоять свои она не могла и не умела. Европейские страны, по большому счету, не слишком интересовались Кореей, что позволило Японии усилить свое влияние и навязать корейскому руководству новый мирный договор (1882 г), фактически обрекавший последнюю на вассалитет по отношению к Японии. Иными словами, Корея умудрилась стать вассалом двух враждебных друг-другу держав!

Абсолютная слабость и недееспособность корейского руководства, неумение и нежелание отстаивать интересы страны (в том числе экономические) привели к закономерному итогу: ремесленники разорялись, поскольку не могли выдержать конкуренции с иностранными дешевыми товарами, а продукты питания дорожали, так как именно в обмен на них эти самые товары и ввозились в страну. В итоге в 1893 г началось крестьянское восстание, направленное в том числе и на искоренение засилья иностранцев в Корее. Корейское правительство, продемонстрировав ранее полную свою несостоятельность в борьбе с «угрозами унешними», не смогло также справиться и с «угрозой унутренней» и обратилось за помощью к Китаю. Китай ввел войска для подавления восставших, но, конечно, это совершенно не устроило Японию, немедленно отправившую в Корею едва ли не втрое большее количество войск, чем это сделал Китай. Это вылилось в японо-китайскую войну 1894-1895 гг. к которой, в сущности, привела политическая недееспособность Кореи, но, что забавно, сама Корея в ней не участвовала (хотя боевые действия велись на ее территории), объявив нейтралитет… По результатам выигранной Японией войны Корея окончательно должна была войти в орбиту японской политики. Но тут вмешались европейские державы (так называемая «Тройственная интервенция)? которым совершенно не понравилось подобное усиление Японии. Результат вышел геополитически совершенно неудовлетворительным для сынов Микадо – их заставили отказаться от Ляодунского полуострова, ограничившись контрибуцией, и в итоге территориальные приобретения, честно завоеванные японским оружием, получили Россия и (в меньшей степени) Германия. При этом Россия немедленно заявила о себе как о серьезном игроке на корейском поле, начав оказывать серьезное влияние на состояние дел в этой «самостийной» державе.

Иными словами, Корея, формально сохраняя суверенитет, абсолютно ничего не могла решить ни во внешней политике, ни во внутренней, все, на что хватало ее руководства – это попытки лавирования между Китаем, Россией и Японией, на которое, впрочем, в силу ничтожности государственной власти Кореи никто внимания не обращал. Вне всякого сомнения, в эпоху «торжества гуманизма» и «исконного права нации на самоопределение» слова английского ученого Т. Лоуренса могут показаться жестокими:

«Точно так же, как человек, не заботящийся о сохранении своей чести, имеет мало надежд на то, что его поддержат соседи, так и государство, не прилагающее силы для защиты своего нейтралитета, не должно ожидать крестового похода в свою защиту со стороны других нейтральных государств».


Но они не становятся от этого менее справедливыми, чем есть. Не оправдывая агрессивные, хищнические действия Китая, Японии и западных стран (включая Россию) по отношению к Корее, мы не должны забывать абсолютную покорность корейской власти к любой форме насилия по отношению к своей стране – и о каком тогда суверенитете или нейтралитете может идти речь?

Соответственно, любые соглашения с Кореей в те времена не рассматривались ни одной из стран, их заключивших, как нечто, необходимое к исполнению – любые действия на территории Кореи предпринимались без всякого учета интересов самой Кореи, во внимание принимались только позиции других стран, «играющих» на корейской территории – Китая, Японии, России и т.д. Это, конечно, сегодня выглядит совершенно аморальным, но мы видим, что во многом в этом виновато само корейское руководство, совершенно неспособное и не пытающееся даже противостоять произволу других стран. А потому следует четко понимать, что вопрос о том, нужно ли противодействовать японской высадке, или нет, рассматривался Россией, а также и иными странами, исключительно с позиций своих интересов, но никак не интересов Кореи: никакого уважения ни к ней, ни к ее нейтралитету, ни у России, ни у иных стран не было совершенно.

А каковы были интересы России?

Вспомним одну простую истину – в случае войны с Японией, последней пришлось бы перевезти через море и снабжать по нему же достаточно крупных размеров армии, счет солдатам должен был идти на сотни тысяч человек. Все это было возможно лишь в случае установления японского господства на море. И японцы, надо отдать им должное, приложили к тому самые титанические усилия, в кратчайшее время заказав у ведущих мировых держав и построив мощнейший в регионе флот.

Как известно, эти усилия сынов Ямато не остались незамеченными, и Российская империя противопоставила им свою крупнейшую кораблестроительную программу, по завершении которой ее флот обеспечивал себе на Дальнем Востоке превосходство в силах над японским: однако же реализация этой программы запоздала – японцы оказались быстрее. В результате их флот вырвался вперед и оказался сильнейшим в Азии – в начале 1904 г, когда началась русско-японская война, русские располагали семью эскадренными броненосцами против шести японских: однако же все японские корабли строились (по британским меркам) как броненосцы 1-го класса, в то время как русские «броненосцы-крейсеры» «Пересвет» и «Победа» создавались во многом эквивалентными английским броненосцам 2-го класса и были слабее «перворанговых» броненосцев. Из оставшихся пяти русских кораблей три (типа «Севастополь») по своим боевым качествам примерно соответствовали двум наиболее старым японских кораблям «Ясима» и «Фудзи», а кроме того, новейшие броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич» пришли совсем недавно, и не успели сплаваться с остальной эскадрой, в то время как японские корабли представляли собой полностью обученное соединение.

Эскадренные броненосцы "Петропавловск", "Полтава" и "Севастополь" в Восточном бассейне Порт-Артура

Таким образом, несмотря на формальное превосходство в численности, фактически русские эскадренные броненосцы были слабее японских. В броненосных крейсерах превосходство Объединенного флота было и вовсе подавляющим – они имели 6 таких кораблей в составе флота, и еще два («Ниссин» и «Касуга») шли под защитой Королевского флота в Японию. Русская эскадра располагала всего 4 крейсерами этого класса, из которых три представляли собой океанские рейдеры, и не слишком годились для эскадренных сражений, в отличие от японских, создававшихся для эскадренного боя. Четвертый русский броненосный крейсер «Баян», хоть и предназначался для службы при эскадре и имел очень хорошее бронирование, почти вдвое уступал любому японскому крейсеру в боевой мощи. Также русская эскадра уступала японцам в бронепалубных крейсерах и миноносцах.

Таким образом, русские морские силы в 1904 году оказались на пике своей слабости по отношению к японскому флоту, но «окно возможностей» для японцев быстро закрывалось. Они уже использовали свои финансовые ресурсы, и поступления новых крупных кораблей в дополнение к вышеперечисленным ждать в ближайшее время не следовало. А у русских в Порт-Артур уже шел отряд Вирениуса с броненосцем «Ослябя», на Балтике вовсю строились пять эскадренных броненосцев типа «Бородино», из которых четыре способны были оказаться на Дальнем Востоке в 1905 году. Без сомнения, отложи японцы войну на год, и им пришлось бы столкнуться уже не с уступающими им в численности, но превосходящими силами, и это же отлично понимали в Санкт-Петербурге. По-хорошему, задачей русской дипломатии было бы недопущение войны в 1904 г, когда Россия была еще относительно слаба. И конечно же, если ради этой благой цели требовалось пожертвовать столь эфемерной сущностью, как суверенитет Кореи, то, вне всякого сомнения, это должно было быть сделано. Конечно, Российская империя выступала за независимость Кореи, но эта самая независимость России нужна была лишь затем, чтобы ограничить японское влияние, усиливая свое – и не более того.

Был и еще один немаловажный вопрос – строго говоря, ввод японских войск в Корею вовсе не означал еще войну с Россией, тут все зависело от того, какие цели при этом преследовало бы японское правительство. Конечно, это могло быть первым шагом к войне с Россией (как оно и произошло в действительности), но, с тем же успехом, возможен был и другой вариант: Япония оккупирует часть Кореи и тем самым ставит Россию перед фактом расширения своего влияния на континенте, а затем будет ожидать ответных действий своего «северного соседа».

В то время как в течение 1903 г. шли многословные и совершенно безрезультатные русско-японские переговоры, наши политики вместе с Государем-Императором как раз и склонялись к такому мнению. «Отчет исторической комиссии» гласит:

«Между тем Министерство Иностранных дел видело главный объект японской агрессивной политики лишь в завладении Кореей, которое, по его мнению, как видно из хода переговоров, не должно было еще быть причиной неизбежного столкновения с Японией. В тот же день 16 января 1904 г в Артуре были получены некоторые директивы, определявшие политическую обстановку, при которых действия русских сил на море стали бы необходимыми. Для личного сведения Наместника сообщалось, что «в случае высадки японцев в Южную Корею или по восточному берегу по южную сторону параллели Сеула Россия будет смотреть сквозь пальцы, и это не будет причиной войны. Северная граница оккупации Кореи и установление нейтральной зоны должны были определиться путем переговоров в Санкт-Петербурге до разрешения же этого вопроса высадка японцев до Чемульпо включительно допускалась»».


За несколько дней до начала войны Николай II давал такие указания Наместнику:

«Желательно, чтобы японцы, а не мы, открыли военные действия. Поэтому если они не начнут действия против нас, то Вы не должны препятствовать их высадке в Южную Корею или на восточном берегу до Гензана включительно. Но если на западной стороне Гензана их флот с десантом или без оного перейдет к северу через тридцать восьмую параллель, то Вам предоставляется их атаковать, не дожидаясь первого выстрела с их стороны».


Надо отметить, что отечественные дипломаты до последнего момента надеялись на то, что войны удастся избежать, и прилагали к тому определенные усилия: 22 января 1904 г Россия уведомила японского посланника о готовности пойти на столь большие уступки, что по словам Р.М. Мельникова: «чувство справедливости пробудилось даже у Англии: «Если Япония и теперь не будет удовлетворена, то ни одна держава не сочтет себя вправе ее поддерживать» — заявил английский министр иностранных дел». Даже в разрыве дипломатических отношений, произошедшем по инициативе Японии, в Санкт-Петербурге увидели не начало войны, но очередной, пусть и рискованный, политический маневр. Таким образом, общее направление русской дипломатии (при горячем одобрении Николая II) сводилось к тому, чтобы избежать войны почти что любой ценой.

Что до самой Кореи, то с ней все коротко и ясно: 3 января 1904 г ее правительство выступило с заявлением, что в случае русско-японской войны Корея будет соблюдать нейтралитет. Интересно, что корейский император, понимая всю шаткость своей позиции (точнее, полного отсутствие всякого ее основания), пытался обратиться к Англии с тем, чтобы последняя способствовала появлению системы международных договоров, призванных уважать независимость и суверенитет Кореи. Это, как будто, было разумно, потому что в отличие от России, Китая и Японии, «владычица морей» не имела существенных интересов в Корее, а значит, не была заинтересована в борьбе за влияние на ее территории, но при этом обладала достаточным влиянием на три вышеуказанных страны, чтобы к ее мнению прислушались.

Но, конечно, корейский суверенитет Англии был совершенно не нужен. Дело в том, что Англию беспокоило усиление России на Тихом океане, и в форин-офисе отлично понимали, против кого русские строят свои крейсера. Предоставить возможность Японии (за ее же деньги) усилить свой флот на британских верфях и столкнуть ее с Россией, было безусловно политично и экономически выгодно для «туманного Альбиона». Англия была совершенно не заинтересована в том, чтобы узел корейских противоречий разрешился мирным образом. Наоборот! И потому очень сложно было бы представить себе англичан, стоящих на защите корейского суверенитета от Японии, да, собственно говоря, и от России тоже. Соответственно, не приходится удивляться, что на меморандумы императора Коджона министерство иностранных дел Англии отвечало ничего не значащими, формальными отписками.

Прочие же европейские страны, как и Россию, волновал не суверенитет или нейтралитет Кореи, но только собственные интересы и благополучие своих граждан на ее территории. Собственно говоря, именно эти задачи и должны были решать (и, как мы увидим впоследствии, решали) иностранные корабли-стационеры в Чемульпо.

В Японии с вопросами корейского суверенитета совершенно не церемонились. Исходили из того, как сказал потом Морияма Кэйсабуро: «нейтральное государство, которое не имеет сил и воли для защиты своего нейтралитета, недостойно уважения». Высадку японских войск в Корее можно и должно рассматривать как нарушение корейского нейтралитета, но этого никто не сделал – интересно, что если по поводу возможной атаки «Варяга» на нейтральном рейде командиры иностранных стационеров все-таки заявили протест, то высадку японских войск в Корее они вовсе не считали чем-то предосудительным, а с учетом реакции на это корейских властей оно таковым и не являлось. В ночь с 26 на 27 января 1904 г состоялась высадка в Чемульпо, а утром 27 января (по всей видимости, еще до боя «Варяга») японский посланник в Корее, Хаяси Гонсукэ сообщил министру иностранных дел Кореи Ли Чжи Ёну:

«Правительство Империи, желая оградить Корею от посягательств России, высадило передовой отряд численностью около двух тысяч человек и экстренно ввело их в Сеул, дабы избежать вторжения русских войск в корейскую столицу и превращения ее в поле боя, а также для защиты корейского императора. При проходе через территорию Кореи японские войска будут уважать власть корейского императора и не намерены причинять вреда его подданным».


И что, корейский император Коджон как-то протестовал против всего этого? Да ничуть не бывало – получив тем же вечером известия об успешных действиях Объединенного флота у Порт-Артура и в Чемульпо, он «выразил свой протест» нарушением нейтралитета Кореи… тем, что немедленно выслал посланника России из Кореи.

Чтобы уже не возвращаться к этой теме в дальнейшем, рассмотрим сразу и второй аспект нарушения нейтралитета Кореи японцами, а именно – их угрозу ведения боевых действий на рейде Чемульпо, то есть в нейтральном порту. Здесь решения японцев также не могут быть истолкованы двояко: приказы японского командования и подготовку десантной операции увенчало Постановление Кабинета министров (за подписью премьер-министра Японии» №275:

«1. Во время войны Японии и России разрешается применять право объявления войны в территориальных водах Кореи и прибрежных водах китайской провинции Шэнцзин.
2. В территориальных водах Китая за исключением района, указанного в п.1, не разрешается применять право объявления войны помимо случаев самообороны или иных исключительных обстоятельств».


Другими словами, если на суше "попрание" нейтралитета Кореи можно было прикрыть «фиговым листочком» «защиты от угрозы России», то атака русских кораблей в нейтральных водах являлась очевидным нарушением. Соответственно Япония… попросту решила не признавать нейтралитет Кореи на море, не объявляя ей при этом войны. Следует отметить, что данный шаг был весьма необычным, но не так, чтобы совсем уж противоречащим существующим тогда международным законам.

К началу русско-японской войны Япония подписала и взяла на себя обязательства выполнять Женевскую конвенцию 1864 г., Парижскую декларацию о морском праве 1856 г., Гаагские конвенции 1899 г., но дело в том, что во всех указанных документах правила нейтралитета еще не были кодифицированы. Иными словами, морское законодательство тех лет не содержало исчерпывающих норм о правах и обязанностях нейтральных и воюющих государств. Насколько смог разобраться автор настоящей статьи, подобные правила существовали в основном в виде обычаев, принимаемый европейскими странами, и эти обычаи, Япония, вне всякого сомнения, нарушила. Но дело в том, что даже самый замечательный обычай все-таки не является законом.

И опять же – среди европейских государств обычай нейтралитета поддерживался силой государства, его объявившего. Иными словами, объявляя нейтралитет государство не только выражало свою политическую позицию, но и бралось защищать объявленный им нейтралитет собственными вооруженными силами от всякого, кто бы этот нейтралитет нарушил: в этом случае нарушение нейтралитета вело к вооруженному конфликту, а затем – к войне. Не приходится сомневаться, что в подобном случае мировое сообщество сочло бы государство, нарушившее нейтралитет, агрессором, а государство, силой оружия защищавшее объявленный им нейтралитет – его жертвой, даже в том случае, если для защиты объявленного нейтралитета государство вынуждено было применить силу первым. Вот только к Корее все это не могло иметь никакого отношения – не то, чтобы попытаться воспрепятствовать силой, но хотя бы просто заявить протест против высадки японских войск или же действий эскадры Сотокичи Уриу по отношению к русским кораблям на рейде Чемульпо оказалось много выше их сил. Как известно, корейские должностные лица хранили полное молчание.

Надо сказать, что по результатам событий в Чемульпо возникла достаточно оживленная международная дискуссия, по результатам которой Гаагская конвенция 1899 г. получила новую редакцию – в нее были внесены ряд дополнительных разделов, и в том числе «Права и обязанности нейтральных держав в морской войне».

И вот, суммируя вышесказанное, мы приходим к следующему:

1. Российской империи совершенно невыгодно было защищать корейский нейтралитет военной силой, по крайней мере до того момента, пока не началась русско-японская война;

2. Российская империя не несла никаких репутационных, имиджевых или иных потерь, отказываясь от защиты корейского нейтралитета. Никакого ущерба чести русскому оружию, предательства братьев-корейцев и т.д., и т.п. при этом не происходило и произойти не могло;

3. Ни при каких условиях В.Ф. Руднев не имел права принимать решение о противодействии японской высадке самостоятельно – это был совершенно не его уровень, не уровень начальника эскадры и даже не Наместника – вступив в бой с японскими кораблями, он, по собственному разумению, начал бы войну между Японией и Россией, что являлось на тот момент прерогативой носителя верховной власти, то есть Николая II;

4. Если бы В.Ф. Руднев попытался с оружием в руках противодействовать японской высадке, то он нарушил бы тем самым волю и желания Николая II, высказанные им в телеграммах Наместнику;

5. Но самое смешное заключается в том, что если бы Всеволод Федорович вступил бы в бой, то… с высочайшей долей вероятности именно его и обвинили бы в нарушении нейтралитета Кореи, потому что именно ему тогда принадлежала бы сомнительная честь первого выстрела на нейтральном рейде;

6. Кроме всего вышеперечисленного, приходится констатировать также и то, что бой на нейтральном рейде подверг бы опасности стоявшие там иностранные стационеры, что привело бы Россию к политическим осложнениям со странами, которые они представляли. Это было бы совершенно не политично и попросту неумно.

Все вышесказанное еще и не учитывает того, что, вступив в бой с японской эскадрой, В.Ф. Руднев прямо нарушил бы данные ему инструкции. Впрочем, надо сказать, что эта точка зрения сегодня подвергается ревизии, поэтому давайте остановимся на ней чуть подробнее.

Официальная история в лице «Отчета исторической комиссии» цитирует пункты инструкций, полученных В.Ф. Рудневым:

1. Исполнять обязанности старшего стационера, состоя в распоряжении посланника в Сеуле д.с.с. Павлова;

2. Не препятствовать высадке японских войск, если бы таковая совершилась до объявления войны;

3. Поддерживать хорошие отношения с иностранцами;

4. Заведовать десантом и охраной миссии в Сеуле;

5. Поступать по своему усмотрению так, как надлежит при всех обстоятельствах;

6. Ни в каком случае не уходить из Чемульпо без приказания, которое будет передано тем или иным способом.

Однако тут возникла небольшая заминка: дело в том, что самого этого документа у исторической комиссии не было, и она цитирует указанные пункты непосредственно из книги В.Ф. Руднева (к приведенным выше пунктам инструкций следует примечание: «Копия с описания боя «Варяга» под Чемульпо, переданная во временное пользование контр-адмиралом В.Ф. Рудневым»). С другой стороны, сохранился текст предписания начальника эскадры, но в нем пункта, запрещающего препятствовать десанту японцев, нет. Это дало основание сегодняшним ревизионистам, в частности Н. Чорновилу, утверждать, что данный пункт являются выдумкой В.Ф. Руднева, а на самом деле он подобного указания не получал.

Что хотелось бы сказать по этому поводу. Первое — в книге В.Ф. Руднева сперва дается полное цитирование текста предписания Начальника эскадры, затем указано: «Перед выходом из Артура были получены дополнительные инструкции» без указания должностного лица, от которого они поступили и далее уже идет перечисление приведенных выше пунктов. И возникает закономерный вопрос – а господа ревизионисты вообще (и Н. Чорновил в частности) видели предписание Начальника эскадры в виде отдельного документа, или же ознакомились с ним из текста книги командира «Варяга»? Если они смогли найти этот документ, это прекрасно, если же нет, то почему тогда тот же Н. Чорновил считает возможным верить одной цитате В.Ф. Руднева, но не верить другой?

Второе. Текст предписания Начальника эскадры содержит (в том числе) следующее указание:

«Обращаю внимание на то, что до изменения положения дел, при всех ваших действиях, вам следует иметь в виду существование пока еще нормальных отношений с Японией, а потому не должно проявлять каких-либо неприязненных отношений, а держаться в сношениях вполне корректно и принимать должные меры, чтобы не возбуждать подозрений какими-либо мероприятиями. О важнейших переменах в политическом положении, если таковые последуют, вы получите или от посланника, или из Артура извещения и соответствующие им приказания»».


Вообще говоря, уже даже этот отрывок является прямым приказом не делать ничего, что могло бы ухудшить взаимоотношений с японцами, до наступления особых обстоятельств. И отдельно оговаривается, что командир «Варяга» не может сам решать, когда эти обстоятельства наступят, а должен ждать соответствующих извещений от посланника или из Порт-Артура, и действовать лишь в соответствии с приложенными к этим извещениям приказами.

Третье. Нет ничего странного, что сами документы не дожили до наших дней – нельзя забывать, что «Варяг», вообще-то, был затоплен на рейде Чемульпо, а Порт-Артур, где могли сохраниться копии распоряжений В.Ф. Рудневу, был сдан неприятелю.

Четвертое. Далеко не факт, что спорный пункт инструкций вообще когда-либо существовал в письменном виде – дело в том, что В.Ф. Руднев мог просто иметь беседу с тем же Начальником эскадры, который уточнил содержание своего предписания (все пункты инструкций так или иначе в нем упомянуты).

И, наконец, пятое – указание, запрещающее В.Ф. Рудневу с оружием в руках препятствовать японскому десанту, полностью укладывается в логику желаний и действий власть предержащих – Наместника, министерства иностранных дел и даже самого государя-императора.

Как полагает автор настоящей статьи, все вышесказанное неопровержимо свидетельствует о том, что В.Ф. Руднев не должен был и не имел никакого права препятствовать японцам в высадке десанта. Пожалуй, единственное, что могло бы оправдать такие действия – это если бы В.Ф. Руднев получил из достоверного источника сведения, что Россия и Япония находятся в состоянии войны. Но, конечно же, ничего такого не было. Как мы знаем, высадка десанта в Чемульпо произошла по времени одновременно с атакой Порт-Артура японскими миноносцами, с которой, собственно, и началась война и понятно, что узнать о ней в тот же миг В.Ф. Руднев никак не мог.

Что совсем уж смешно, с точки зрения корейского нейтралитета, В.Ф. Руднев не имел права обстрелять японские войска и 27 января, когда Сотокичи Уриу уведомил его о начале боевых действий. В этом случае «Варяг» открыл бы боевые действия, стоя в нейтральном порту, и стрелял бы по территории Кореи, уничтожая ее имущество. Но и военного смысла в этом не было бы никакого – палить по городу, не зная, где именно расквартированы японские войска, привело бы к жертвам среди мирного населения при минимуме ущерба для японцев.

Итак, мы видим, что В.Ф. Руднев не имел никакого права препятствовать японской высадке. Но была ли у него подобная возможность, если бы он все же захотел сделать это?

Продолжение следует...

Автор: Андрей из Челябинска