[Алишер]

Д. К. Зеленин "Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки." Продолжение

§ 41. Многочисленные свидетельства наших источников о происхождении русалок не оставляют никакого сомнения в том, что народ признает русалками заложных покойниц, т. е. женщин, умерших неестественною смертью. Вместе с женщинами мы видим в данном случае и детей, которые только у малорусов выделяются в особый разряд т. н. мавок.

Приведем прежде всего свидетельства о русалках у великорусов.

«Русалки — души некрещеных детей, утопленниц, удавленниц и вообще женщин и девиц, лишивших себя жизни и непогребенных» [Троицкий А. 1892, с. 22]6).

«Кроме леших, в наших (Тульской губ.) лесах водятся еще русалки, но их теперь стало меньше и не так стали они опасны для человека. В старину удавленниц и утопленниц не проклинали, и потому их души и превращались в русалок, а теперь священники удавленников и утопленников проклинают, и оттого русалок стало меньше» [Колчин 1899, с. 25].

В Калужской губ. «к русалкам относят женщин, наложивших на себя руки» [Попроцкий 1864, с. 158].

По верованиям во Владимирской губ., русалки-шутовки — это обыкновенные древние люди, на которых тяготеет родительское проклятие [Завойко 1914, с. 86].
________
6) Цитую по «Этнографическому обозрению», 1893, № 1, с. 197.

—стр. 149—
В Симбирской губ. «русалки и другие водяные духи есть олицетворение умерших людей, погибших от самоубийства или проклятых отцом или матерью»7).

По верованьям крестьян Ливенского у. Орловской губ., девицы, пропавшие без вести, суть русалки [Юшин 1901, с. 164—166].

В Оренбургской губ., «русалки — девушки, утонувшие в озере или в реке от неудавшейся любви и с горя» [Зеленин, 2, с. 948]. В Рыльском у. Курской губ. это — души утопленниц [Ушаков 1896, с. 164]. По симбирскому сказанию, молодая вдова Марина утопилась в Волге от любви к Ивану Курчавому и стала русалкой [Садовников 1884, с. 387].

В Пошехонье: в русалок обращаются души утопленниц и некрещеных детей [Балов 1901, с. 89].

В Воронежской губ.: «все младенцы женского пола, родившиеся мертвыми, умершие без крещения, а также утопленницы обращаются в русалок» [А. С. 1861, с. 378]. По С. Максимову, это общее великорусское поверье: «русалки — людские дети, умершие некрещеными, либо потонувшие или утопившиеся девушки» [Максимов 1903, с. 103].

В Жиздринском у. Калужской губ.: русалки — «это похищенные у матерей дети, преимущественно некрещеные» [Харузин 1892, с. 213]. В Донской области: русалки — некрещеные дети [Антипов 1875].

«Во многих местах Великороссии думают, что (русалки. — Д. З.) это — дети, обмененные в то время, когда роженицу оставляют одну в бане и она лежит без креста, а ребенок подле нее спит некрещеным» [Максимов 1903, с. 103].

Особняком стоит сказание, записанное свящ. Доброзраковым в селе Ульяновке Лукояновского у. Нижегородской губ.: при сотворении мира Богом диавол, подражая Богу, начал бить одним камнем о другой, и из осколков явились домовые, лешие, русалки и подобные им существа ([Зеленин, 2, с. 742]; ср.: [Снегирев 1839, с. 5]).

Из белорусских свидетельств особенно любопытно для нас сообщение одного наблюдателя из села Юриновки Новгород-Северского у. Черниговской губернии, который прямо называет русалок «людьми, умершими ненатуральною смертью»; он пишет: «Все юриновцы верят, что в продолжение Зеленой недели ходят русалки — люди, умершие ненатуральною смертью; если эти русалки поймают человека, то защекочут его до смерти» [Богуславский 1855, с. 174].
_______
7) АГО, XXXVII, 16, л. 7 обор. — сообщение В. Юрлова.

—стр. 150—
Белорусы Минской губ. о русалках говорят, что «очень часто это бывают проклятые родителями девушки, не заслужившие при жизни прощения» [Ляцкий 1890, с. 37].

Русалки — людские дочери, «проклятые родителями еще в материнской утробе, умершие некрещеными», а также молодые утопленницы. Душа самоубийцы «становится русалкою, поступающею под суровую власть водяника, с которым принуждена вести ненавистную связь» [Никифоровский 1907, с. 79, 85].

«Русалки суть души утопленниц, мертворожденных или же детей, умерших некрещеными» [Добровольский 1903, с. 474].

«Русалки — маленькие девочки, умершие до крещения» ([Зеленин, 2, с. 692, 693] — Минская губ.).

У белорусов Гродненской губ. «существует поверье, что души детей, умерших до крещения, превращаются в русалок» [Богданович 1895, с. 77]. «Русалки — души младенцев, погребенных некрещеными, скитающиеся в виде дев по земле» [Петропавловский 1908, с. 163].

«По верованию крестьян Мозырского у. Минской губ., русалки происходят оттого, что матка „приспит“ ребенка, или оттого, что ребенок умрет без крещения». «Русалки з нехращеных дзяцей» (Горецкий у., Игуменовский у.), «а може из ведзьмаў» [Шейн, 3, с. 316—319]. «Яны (русалки. — Д. З.), кажуць <...> с скидушыв: як баба не доносиц, ци так мертвого родзиць — ето ўж йна! Иншия дзейкаюць, бытцам яны с присы́пушив; ды не. Присыпуш — ето подмен» [Романов 1891, с. 217].

Переходим к малорусским поверьям.

Малорусы Пинского у. Минской губ. русалками считают самоубийц [Булгаковский 1890, с. 189].

«В Малороссии народ верит, что в русалок обращаются умершие некрещеные дети и утопленницы» [Линёва 1906, с. 223]. Русалки — утопленницы-девицы, а также неживые и некрещеные дети женского пола» [Арандаренко 1849, с. 215]. По верованьям крестьян Борзенского у. Черниговской губ., «всякое умершее неокрещенным дитя и утопленница-девушка делаются русалками» [Кибальчич 1876, с. 77].

Относительно детей, родившихся неживыми или умерших некрещеными, и до сих пор держится в Купянском у. Харьковской губ. поверье, что они становятся русалками, называемыми иначе лоскотовки. Женщины говорят, что в русалок обращаются не только мертворожденные или умершие неокрещенными дети, но и утопленницы девушки и молодые женщины, причем утопленницы становятся женами водяных, которые старшинствуют вообще над русалками. Сеять муку прямо в дижу, месить тесто
—стр. 151—
на вику (крышка дижи) и тереть женщине нога об ногу — значит содействовать размножению русалок [Иванов П. 1893, с. 67].

«Русалками становятся утопленницы и дети, родившиеся неживыми или умершие некрещеными; эти последние называются еще и мавками» [Чубинский 1872, т. 3, с. 186]. «Русалки — это утонувшие во время купанья девушки (Остерский у.). Мавки (или лоскотницы. — Д. З.) — это уворованные дьяволом дети» ([там же, т. 1, с. 207] — Проскуровский у.). «В числе русалок есть и лоскотухи: это души девушек, умерших зимою, весною или летом. Они являются на полях и до смерти залоскочуют попадающихся навстречу дивчат и парубков» ([там же, т. 3, с. 187] — Староконстантиновский у.).

«В Духов и Троицын день (русалки. — Д. З.) просят себе св. крещения; многие слышали голос и слова песни:

Мене маты народыла,
Нехрещену положыла...

Тогда истинный христианин должен сказать: „Иван да Марья! хрещаю тебе во имя Отца и Сына и св. Духа!“ Душа некрещеного младенца переносится в рай; но если до семилетнего возраста никто не нашелся вымолвить эти слова, младенец превращается в русалку. Утопленницы тоже превращаются в русалок; но их можно отличить по длинным зеленым волосам, с которых беспрерывно струится вода» [Маркевич 1860, с. 81, 82].

У малорусов Чигиринского у. Киевской губ. русалки — обрученные девицы, умершие прежде венчания; лоскотки и мавки — некрещеные дети [Podbereski 1880, s. 6].

«Дети, умершие некрещеными, превращаются в русалок» (Изюмский у. Харьковской губ.)8). «Русалки или Мавки», «это, по мнению малороса, дети, умершие некрещеными» [Афанасьев-Чужбинский 1856, с. 65]. Русалки у нас — это умершие дети, преждевременно родившиеся, недоноски, выкидыши, которых «маты звергла» [Барвинок 1889, с. 65]. «В Малороссии вера, что в русалках обитают души некрещеных младенцев, весьма сильна» [Русальная неделя, 1893, с. 270]. «По мнению валковских (Харьковской губ.) простолюдинов, русалки не что другое, как дети, умершие без св. крещения»9).
_______
8) АГО, XLIV, 20, с. 16.
9) АГО, XLIV, 15, 1 — Голяховский из г. Валок, 1870 г.

—стр. 152—
Гораздо реже, в виде исключения, встречаются три следующих воззрения, из которых одно считает русалок оборотнями женщин, превращенных Богом в наказание за грехи; другое причисляет к русалкам покойников, умерших в определенное время года, а именно — во время русальских праздников; третье — отожествляет русалок с фараонами. Это последнее мнение, равно как и первое, носит ярко выраженный книжнохристианский оттенок, и их необходимо признать сравнительно новыми. Второе же мнение, совершенно беспочвенное, является, по-видимому, простою попыткою связать самое происхождение русалок с временем русальских праздников. Но оно получает глубокий смысл, если предположить, что наши свидетельства в данном случае не полны, что тут пропущено: умирают от русалок. Тем лицам, коих защекотали русалки (а это случается именно на Троицкой неделе), вполне естественно делаться русалками же, т. е. быть принятыми в общество русалок, ср.: [А. С. 1861, с. 379]9. «Не креститься бы тебе, человече! жить бы тебе со мной на веселии до конца дней!» [Тургенев 1888, с. 98] — так сказала русалка перекрестившемуся Гавриле, коего она звала к себе.

а) «Руса́лки булы́ колы́сь жи́нки, та за их грихи́ Бог наказа́в их и прогна́в у лиса́» [Иванов В. 1898, с. 849].

б) По воззрению малорусов Сосницкого у. Черниговской губ., «русалки — не иное что, как люди, умершие на Зеленой (т. е. на Троицкой. — Д. З.) неделе, женщины и мужчины» [Базилевич 1853, с. 326]. То же и в Козелецком у. этой губ.: «русалки — люди, умершие в праздник Святой Троицы»10).

в) «По словам мужчин (Купянского у.), когда войско Фараона потонуло в Чермном море, все утонувшие обратились — мужчины в водяных, а женщины и дети в русалок, и партиями разбрелись по морю и по рекам. Вид они имеют: верхняя часть тела до пупа человечья, а нижняя — рыбья. Они иногда останавливают на море корабли и на реках лодки и спрашивают: скоро ли будет страшный суд? продолжают ли дети носить под праздник Рождества Христова „вечерю“ своему крестному отцу и своей крестной матери? Получив на первый вопрос утвердительный, а на второй отрицательный ответ, радуются; в противном же случае с досады топят даже корабли» [Иванов П. 1893, с. 68].

Таким образом, громадное большинство наших источников признают русалок заложными покойниками. Но только
_______
10) АГО, XLVI, 10 — рукопись В. Максимовича о с. Держановке, 1849 г.

—стр. 153—
один белорусский наблюдатель (Богуславский из с. Юриновки Новгород-Северского у.) прямо отожествляет русалок с «людьми, умершими ненатуральною смертью». Все же прочие свидетельства причисляют к русалкам лишь некоторые, немногие разряды заложных покойников. Чаще всего говорится о детях — умерших прежде крещения, мертворожденных и выкидышах (27 свидетельств из общего числа 43; 13 малор., 7 белор. и 7 великор.). Затем следуют утопленницы — девицы и женщины (17 свидетельств: 8 великор., 2 белор. и 7 малор.); проклятые родителями дети (4: 2 великор. и 2 белор.), к ним же нужно прибавить и пропавших без вести ливенских девиц; женщины-самоубийцы вообще (3 великор. и 1 малор.); удавленницы (2 великор.); умершие в молодости девицы (2 малор.). Всего, таким образом, 7 групп, в подсчет коих не вошли 4 свидетельства совсем особого рода (3 малор. и 1 великор.).

§ 42. Народное русское воззрение по вопросу о происхождении русалок (свидетельства о чем мы в большом обилии привели только что выше, § 41) весьма ясное и определенное: русалки суть женщины и дети, умершие преждевременно несчастною смертью. Но исследователей наших такое разрешение вопроса не удовлетворяло, и они искали иного.

В 1849 году наш знаменитый историк, С. М. Соловьев, писал: «Русалки вовсе не суть речные или какие бы то ни было нимфы; имя их не происходит от русла, но от русый (светлый, ясный); русалки суть не что иное, как души умерших, выходящие весною насладиться оживленною природою. Народ теперь верит, что русалки суть души младенцев, умерших без крещения; но когда все славяне умирали некрещеными, то души их все должны были становиться русалками?... Русальные игры суть игры в честь мертвых... Кроме русалок, души умерших, мертвецы, были известны еще под именем Навья» [Соловьев 1876, с. 36, 37, 40]10.

Мнение нашего знаменитого этнографа А. Н. Афанасьева весьма близко к приведенному взгляду историка Соловьева. «Русские поселяне убеждены, что русалки суть души младенцев, умерших некрещеными, а также утопленниц, удавленниц и вообще женщин и девиц, самопроизвольно лишивших себя жизни, следовательно, души неудостоенных погребения. Но когда все были язычники и не знали ни крещения, ни христианского погребения, тогда всякая душа сопричислялась к русалкам. Это древнее верование удержано народною памятью за детьми и утопленницами — во-первых, потому, что самые души олицетворялись малютками, а во-вторых, потому, что русалки признавались обитательницами вод. Девицы, бросающиеся с горя и отчаяния в воду, подхваты-
—стр. 154—
ваются русалками и поступают в среду этих водяных нимф, подобно тому как у литовцев такие утопленницы превращаются в ундин. Младенцев мертворожденных или скончавшихся без крещения русалки похищают из могильных ям и уносят в свои воды; они крадут их даже из-под порога избы... И многие другие черты указывают на отождествление русалок с душами усопших» [Афанасьев 1869, с. 241, 242].

С мнениями А. Н. Афанасьева мы вообще не считаемся, поскольку мы не признаем той мифологической теории, страстным представителем которой был названный этнограф. Но весьма близкие взгляды на русалок были высказаны также и новейшими русскими этнографами, и притом наиболее видными представителями «теории заимствований», равно отвергающей мифологическую теорию Афанасьева и его единомышленников.

Академик А. Н. Веселовский, посвятивший русалкам целый отдел в своих «Разысканиях в области русского духовного стиха» [Веселовский 1889, с. 260—286], в таких словах излагал свой взгляд на русалок: «Анализ русских суеверий приводит к заключению, что весенние русалии, главным образом номинальный обряд, русалки = manes... Покойников хоронили в языческую пору на горах, в лесах, на распутьях, спускали в воду11, оттого галицкие мавки = русалки представляются живущими на горных вершинах, как наши русалки любят качаться на ветвях дерева». Их преобладающий ныне водный характер можно было бы объяснить позднейшим обособлением их типа: «горные русалки, например должны были исчезнуть в местности, где горы были редкостью (редки. — Д. З.)» [Веселовский 1885, с. 7, 8].

Приведя эти слова, видный ученик А. Н. Веселовского, Е. В. Аничков продолжает: «Такое воззрение на происхождение народных поверий о русалках в настоящее время, если не ошибаюсь, может считаться (можно считать — Д. З.) общепризнанным. На души умерших, которых чествовали во время русалий, перешло название праздника, и они стали русалками» [Аничков 1903, с. 303].

Таким образом, народному воззрению на русалок как на заложных покойниц и детей (§ 41) наши ученые исследователи противопоставили свою собственную теорию о русалках как о душах умерших предков и народный взгляд о принадлежности русалок к нечистой силе объясняют позднейшею переработкою и перелицовкою в народном сознании образа русалок [там же, с. 304].

Научная этнография не придавала никакого значения преждевременности и обстоятельствам смерти покойника. Все умершие объединялись в один разряд «предков» (manes). «Между мертвыми различий не делалось»
—стр. 155—
([Фюстель-де-Куланж 1906, с. 16] — сказано это о древнегреческом культе мертвых) — это утверждение издавна считалось аксиомою научной этнографии.

Мы пришли к намерению пересмотреть вопрос о происхождении русалок после того и под влиянием того, как нам выяснилось существование двух совершенно различных, по народным верованьям, разрядов умерших: а) предков и б) заложных. С нашей точки зрения, общенародное свидетельство о происхождении русалок от умерших неестественною смертью имеет глубокий смысл и заслуживает полного доверия. Но так как научная этнография всегда стояла на противоположной точке зрения, то нам придется еще доказать, что изложенное выше (§ 41) народное воззрение о происхождении русалок не есть «переработка и перелицовка» древнейших взглядов, а сохранение старины.

Наше дальнейшее изложение должно доказать, что все решительно данные русской народной мифологии и соответствующих народных обрядов могут быть поняты и объяснены только при предположении, что русалки не души умерших предков, а нечистые покойницы и дети, преждевременно скончавшиеся неестественною смертью и, вследствие самого рода этой своей смерти, попавшие в полную власть представителям нечистой силы. Русалки и живут совсем не там, где обитают умершие предки («родители»), и к людям относятся совсем иначе, и занимаются совершенно иными делами, и вид их совершенно иной, и отношение к ним народа особое. Названные же исследователи отвергали простой и ясный взгляд народа на русалок как на заложных покойниц только потому, что им не было известно о существовании особого разряда нечистых, «заложных» покойников, — того разряда, о котором мы подробно говорили в первой главе этой своей статьи.

http://www.upyr.net/blog/zelenin-1995

[Алишер]

Д. К. Зеленин "Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки." Продолжение

§ 43. Здесь мы приведем полностью и буквально несколько имеющихся в наших источниках свидетельств, которые описывают природу и свойства русалок подробнее других. Цель наша при этом двойная: а) дать читателям возможность ближе и нагляднее ознакомиться с мифологическим образом русалок и б) сводом возможно большего количества данных о русалках облегчить будущим исследователям дальнейшее изучение этого мифологического образа; нас же в данном случае занимает главным образом только один вопрос — о принадлежности русалок к заложным покойницам.

№ 1. После смерти одесского протоиерея Николая Ивановича Соколова были напечатаны его «воспоминания и автобиография». Детство свое о. Соколов провел в Орловской губ., главным образом в с. Спасском Мцен-
—стр. 156—
ского у. (в первой половине XIX в.). По воспоминаниям своего детства автор рисует также и местное народное воззрение на русалок.

В Троицын день завивали венки, угощались в лесу, кумились в венках, стоя под аркою связанных ветвей, но «спешили оставить лес до заката солнца потому, что с ночи Троицына дня на целую неделю лесом овладевали русалки.

Это — молодые существа женского пола, ходят голые, без обуви и без покрова на голове. Тело у них белое как снег; лицо светлое, как восходящая луна; волосы красновато-светлые и длинными локонами расстилаются по плечам. Они легки, как пух, быстро перебегают от дерева к дереву, перескакивают с ветви на ветвь и, качаясь на ветвях, чистым и нежным голосом альта зовут подруг: „Кума, кума! приходи!“ Девок и молодых женщин не любят и, когда увидят какую в лесу, нападают на нее, срывают одежду и ветвями прогоняют из леса. Но мужчин с хохотом окружают, рвут одежды, пока совершенно не сделают голыми, потом сзади хватают под мышки, щекотанием приводят их в хохот и щекотят до тех пор, пока они не падают в обморок. Тогда, осыпая их поцелуями, берут на руки и невидимками приносят в дом и полагают на их постели, а женатого — к жене под бок. Стариков же и старух русалки не любят и прячутся; им доводится слышать только голоса русалок и видеть, как ветви колеблются под ними, когда они качаются.

Одному из отважных молодых людей сильно захотелось видеть русалок. Чтобы избежать щекотания их, ему посоветовали обратиться наперед к знахарю. Вот какой рецепт дал ему знахарь: „Когда настанет ночь и все лягут спать, и ты ляжь на своей постели и не спи, пока все не заснут. Когда все захрапят, ты поднимись, разденься догола и надень два креста: один на грудь, другой на спину. Русалки оттого нападают сзади, а не спереди, что боятся креста на груди; а как у тебя будет висеть крест и на спине, и притом ты будешь гол, то они будут играть с тобой, но до тебя не коснутся“. Парень строго выполнил наставления знахаря. Он лег первый и притворился спящим; когда полегло все семейство и заснуло, он — долой с себя рубашку, надел два креста, так что один висел на груди, другой — на спине, и шмыг из дому — через огород, конопляник, ниву — духом перелетел в лес. Смотрит: множество русалок! Одни качаются по ветвям, другие водят хороводы, иные поют, хохочут. Они все были голые. Тела их были белы как снег; лица сияли, как полная луна; волосы светло-огненные кудрями падали по плечам. Парень остолбенел от страха и восторга. Долго он любовался красотою русалок, грациозными движениями, приятными и звонкими голосами и
—стр. 157—
неподдельным восторгом и веселием их. Вдруг русалки затихли и стали неподвижны. Они почуяли дух человека и, взглянув в ту сторону, где стоял парень, вдруг бросились к нему с хохотом и рукоплесканиями и окружили его. Каждая хотела обнимать и целовать парня, но руки и губы не прикасались к нему. Каждая забегала назад и старалась схватить под мышки, чтобы щекотанием расположить его к хохоту и веселью; но опять руки их не прикасались к парню. Тогда парень ободрился; он сам начал играть с ними, старался схватить которую-нибудь, но руки его не прикасались к ней. Он пел и плясал с русалками целую ночь. К утру они заманили парня в кусты — на густую и высокую траву и стали качаться по траве. Им последовал и парень. Но вдруг крест, висевший на спине, спал с него. Русалки схватили его сзади под мышки и начали щекотать. Он хохотал до тех пор, пока не упал замертво. Тогда чуялось ему, что русалки положили его на ветви и понесли его молча. Вынесли из лесу; вот несут его через ниву, конопляник, двор, внесли в избу и, надев на него рубашку и порты, кладут на постелю. Затем уходят и уносят ветви. Парню все еще слышался вдали хохот и песни русалок. Наконец он заснул глубоким сном. Его едва мог разбудить отец криком: „Покуда ты будешь дрыхнуть? вставай! уж солнце взошло!“ Об этой ночи парня у русалок знали и рассказывали не только жители нашего села, но и жители соседних сел. Если бы сделать об этом событии повальный обыск, то подтвердили бы не только крестьяне, но и помещики их.

После Семицкой недели в лесу уже не бывает русалок. Одни говорят, что они поднимаются вверх и живут на облаках; другие думают, что они скрываются под землею и спят там остальное время года; а иные думают, будто они переселяются в реки. Но последнее мнение никем не принимается в Орловской губернии: каждому известно, что в воде рек живет Водяной, который принимает в свои объятия всякого утопленника и задерживает его, не давая ему жить на воздухе... Говорили еще, будто русалки, оставив лес, долго еще остаются на нивах и безмолвно катаются в волнах нивы. Но это ложь: на полях есть Полевой» [Соколов Н. 1906, с. 294].

№ 2. «Пошел он (плотник Гаврила. — Д. З.) раз <...> в лес по орехи <...> да и заблудился <...> не может найти дороги; а уж ночь на дворе. Вот, и присел он под дерево. Задремал и слышит вдруг: кто-то его зовет. Смотрит — никого. Он опять задремал, — опять зовут. Он опять глядит, глядит: а перед ним на ветке русалка сидит, качается и его к себе зовет, а сама помирает со смеху, смеется. А месяц-то светил сильно, все видно. Вот, зовет она его, и такая сама вся светленькая, беленькая сидит
—стр. 158—
на ветке, словно плотичка какая или пескарь <...> Гаврила-то плотник так и обмер <...> а она знай хохочет да его все к себе этак рукой зовет. Уж Гаврила было и встал, послушался было русалки <...> да, знать, Господь его надоумил: положил-таки на себя крест. А уж как ему было трудно крест-то класть <...> рука просто как каменная, не ворочается <...> как положил он крест <...> русалочка-то и смеяться перестала, да вдруг как заплачет <...> Плачет она, глаза волосами утирает, а волоса у нее зеленые, что твоя конопля... „Чего ты, лесное зелье, плачешь?“ <...> „Не креститься бы тебе, человече, жить бы тебе со мной на веселии до конца дней; а плачу я, убиваюсь оттого, что ты крестился; да не я одна убиваться буду: убивайся же и ты до конца дней“. Тут она пропала, а Гавриле тотчас и понятственно стало, как ему из лесу <...> вытти <...>. А только с тех пор вот он все невеселый ходит.

— Да как же это может этакая лесная нечисть христианскую душу испортить?!

Защекотать она его хотела. Это ихнее дело, этих русалок-то.

А ведь вот и здесь должны быть русалки? — Нет, здесь место чистое, вольное. Одно: река близко» [Тургенев 1888, с. 97, 98].

№ 3. В Калужской губ. «к русалкам относят женщин, наложивших на себя руки. Получив в свое владение подобную женскую душу, главный начальник злых духов дает повеление варить ее в котле, с разными снадобьями и зельями, отчего женщина делается необыкновенною красавицею и вечно юною; они живут обыкновенно в реках, а с Тройцына дня до Петрова странствуют по земле, витают в лесах, избирая себе приютом старые деревья, особенно дубы; качаются на древесных сучьях или разматывают пряжу, похищая ее у поселянок, которые ложатся спать без молитвы. Воображение народа рисует русалок нагими и с распущенными волосами. Русалки ненавидят женщин и прельщают мужчин. Ни один мужчина не может устоять против ослепительной их красоты и при первом взгляде влюбляется.

Лет 80 тому назад один крестьянин был очарован прелестями русалки. Страсть его продолжалась более десяти лет. Ни один знахарь не мог исцелить его. Однажды, когда топилась печь, парень увидел в огне предмет своей любви. Вообразив, что его возлюбленная горит, и желая ее спасти, он бросился в топившуюся печь и погиб.

Шестая неделя после Пасхи, т. е. неделя перед Троицыным днем, известна под именем русальской. По преданию, она получила свое название оттого, что русалки посвящают ее своим забавам и увеселениям, празднуют свои свадьбы, качаются на деревьях, плавают, кружатся и
—стр. 159—
поют свои песни. Только исключительно в продолжение этой недели русалки видимы для человека. В это-то время они и стараются заманить в свои сети парней, с которыми потом и проводят часы полдня и полуночи» [Попроцкий 1864, с. 158, 159].

№ 4. «Кроме леших, в наших (Чернского у. Тульской губ.) лесах водятся еще русалки, но их теперь стало меньше и не так стали опасны для человека... Русалки в лесу или качаются на ветвях березы, или сидят под деревом с корзинками в руках, в которых носят ягоды, орехи, бублики, калачи, и этим заманивают к себе маленьких ребят и защекочивают, а потом и радуются. Во время цветения хлеба русалки гуляют во ржи. Похожи они на девушек, красивы станом и лицом, с распущенными длинными зелеными волосами и одежды не имеют.

Чтобы избавиться от русалок, надо очертить круг около себя и закрестить или же взять кочергу и на ней подъехать к ним. В первом случае они не переступят запрещенной черты и не схватят стоящего в кругу; во втором — они разбегутся от того человека, который подъезжает к ним на кочерге, так как они подумают, что к ним едет ведьма, которой они боятся. Вальком (рубелем), отмахиваясь наотмашь, можно избавиться от русалок, или сказать, сколько клевцов (зубьев) в бороне, — и они тоже отступятся12. Опасны бывают русалки в Русальную неделю. Они водятся не только в лесу и ржи, но и в воде» [Колчин 1899, с. 25].

№ 5. В г. Симбирске молодая вдова-красавица Марина сильно влюбилась в красавца Ивана Курчавого и, в день свадьбы его с другою невестою, в Волгу бросилась. «Искали и неводом и снастями — не могли найти. После пошли слухи, что Марина оборотилась русалкой да по вечерам и выходит на берег. Сядет на огрудок (груду мелких камней. — Д. З.) или на конец плота и все моет голову да расчесывает свои косы, а сама смотрит на избу, где живет Иван Курчавый с молодой женой; потом вдруг застонет да заохает жалобно-прежалобно и бросится в воду со всего маху. Многие ее видели, даже слышали, как она горько плачет и поет заунывно, тихо — индо за сердце берет: „Ах ты Ванюшка, ты мой батюшка! Ты меня разлюбил, ты меня погубил! Неглядный ты мой! Дорогой ты мой!“

...И Иван Курчавый слышал, что Марина от любви к нему утопилась в Волге, стала русалкой и живет в страшном омуте, где и в бурю, и в тиху погоду вода как в котле кипит, белый вал ходит. Ну, будто бы Марина-Русалка с каким-то седым стариком в этом валу и появляются и лодки опрокидывают. Рыбаки поговаривали, что видели иногда Марину-Русалку на песках, против Симбирска. Плывет кажется лебедь, тихо;
—стр. 160—
выйдет на песок, взмахнет да ударит крыльями и превратится в красавицу бабу и развалится на песке, как мертвая. Вечерком многих пугала <...> Иван Курчавый начал все тосковать и повадился в полночь один-одинешенек на бударке ездить к омуту, с гуслями, да играть разны песенки. Сам то заплачет, то засвищет <...> то как леший захохочет, то затянет заунывную песню <...> Ну, слышь, Марина-Русалка вынырнет из воды, бросится в лодку к Ивану Курчавому и давай с ним миловаться да обниматься и хохотать, да так страшно! Ездил, ездил Иван Курчавый в полночь на омут, да так и след его простыл: ни его, ни бандуры не нашли, только весла да лодка у берега... Раз он ночью к ней приходил (к своей жене. — Д. З.) и сказал: „Не тужи обо мне, женушка! Мне с Мариной жить на дне Волги-матушки весело: меня полюбил Водяной Волнок... Заиграю — он распляшется, со всеми женами русалками... Обещался наградить меня на этом свете: отпустить вместе с Мариною, моей полюбовницей“» [Садовников 1884, с. 387, 388].

№ 6. Во Владимирской губ. «русалки или шутовки рисуются в образе женщин или девушек: „совсем как женщина, только в лице краски (румянца) нет да руки тощие и холодные; космы (волосы) больно длинные, тити́ны (груди) большущие“. Видят их часто в прудах, озерах и проточных водах, как они бала́хтаются, стоя по пояс в воде или настолько, что „только что греха не видать“. Здесь они обыкновенно „чо́шутся“, т. е. гребенкой волосы чешут, чаще спереди назад; от волос сыплются иногда блестки, падающие назад; в воде же они „водой намываются“, т. е. моют лицо руками. Один из крестьян рассказывал, что видел русалку, как она в воде перед зеркалом „мо́дилась“ (прихорашивалась. — Д. З.), другой — как она рыбу да рака ела. Нагие они выходят из воды и на берег; здесь они прогуливаются, разговаривают между собою, смеются, шутят.

Постоянное пребывание русалок в воде и особенно в холодное время, очевидно, надоедает им, или, вернее, они зябнут там, так как очевидцы рассказывают, что видят их в банях, как они там моются: ржут (смеются), шутят и парятся; видят их также в овинах, когда там хлеб сушат; один старик рассказывает: „гляжу, а она пришла вся во льду, да и легла на теплину“. Видят их также и одетыми в обыкновенные одежды, и тогда они занимаются обыкновенно мойкой белья, например вальком белье колотят. Не нравится также русалкам и пребывание в наготе или, как их видят иногда, в одних рваных сарафанишках (сарафанах. — Д. З.); желание одеться заставляет их ходить ночью в бани, где бабы иногда оставляют на гребнях мочки, чтобы упрясть
—стр. 161—
(напрясть. — Д. З.) себе ниток для одежды; но, очевидно, не все из них еще обучены этому искусству: другая только „обсосулит“ мочку на гребне да „обслюнит“.

...Народ верит, что если на русалку надеть крест, то она человеком сделается (д. Брюховая Вязниковского у.). В д. Мальцевой Вязниковского у. мне рассказывали даже о двух случаях, когда на русалках женились деревенские парни, причем священник будто бы через крещение сделал их предварительно людьми» [Завойко 1914, с. 101, 102].

Переходим к белорусским свидетельствам о русалках.

№ 7. «Русалки церазь мяжу ня могуць перайци, оттого и вывялись; бачь, цяперь земля ўся перамерана. А спрежда, як земля була не мерана, их було много. Бувало, выйци нельзя, — зашлокочаць. А ў леси, дак поччи только и чутно: гу! гу! гу! гу! Аж сумно. Давно колись, старики казали, двюх приводзили и к нам ў дзяревню. Дак у их жаноцкое ўсе, только цыцки большия-большия, аж страшно, да волосы довгия. И ничего не говора, тольки плача й плача, ракой ильлетца, покуль пусьцяць. А як пусьцяць, тогды запяе, заграя, да у лес. Много было. Ну, и нядзеля Граная, што яны на этой нядзели катались, грали ў леси: гутата-гуляля! гутата-гуляля! Тольки бувало и чутно» [Романов 1891, с. 139].

«Русалки на Граной нядзели катаютця. За гэтым самым ў гэту нядзелю нихто ня ходзя ў лес: бачь, опасуютца... На Ковнитой (речка), на курганку, роща була, дак их тут самое гульбища було... Дак возьмя на бярозу ўзлезя да за голючку волосьсямы привяжатца, да ўниз опуститца, да й колышитца, и кричать, да: уу-гу! уу-гу!» [там же, с. 139, 140].

№ 8. Русалки «ў нядзелю после Духа збираюцца ў лясу́, вешаюць арели (качели) и згукаюць дзевок, парни по имени: „Ходзице колыхацца“. Тогды ўсе уцекаюць поперек межи: через межу ёны ни пиряскочуць, бо высоко, а ўдоль межи догоняць. Зовуць колыхацца ў поўдзень и ноччу... А ў ноччу як поедуць на ночлег, дык обчерцуць коло сябе круг: черыз круг не пирайдзець; яще яи голавешками пугаюць, гоняюцца за ей, а йна за йми, — вялизни грудза пиракинец назад, бо дужа вяликие; а волосы у яе длинные, — ўся ў волосах, яна голая... Колиб русалки догнали, дык ена вочи назад пираставила, голову пиравернула бы» ([Шейн, 3, с. 319] — Горецкий у. Могилевской губ.).

№ 9. «Услышит ли полешук в лесу свое имя, он, крестясь и читая молитву, с ужасом ударится в противоположную сторону, но ни за что не откликнется, думая, что это зовет его русалка, качающаяся на древесных (особенно березовых) ветвях и заманивающая к себе простодушного, чтобы зашекотать его до смерти. Демон-красавица, с зелеными
—стр. 162—
волосами, нарочно перечисляет популярные мужеские имена для того, чтобы попасть на имя приведенного в лес какой-нибудь крайнею нуждой человека. Пока человек, названный по имени, не откликнется, русалка с ним ничего не поделает» [Эремич 1868, с. 47].

№ 10. В Минской губ. «русалки, имеющие вид то красивых, то безобразных женщин, выходят на берег, заплетают светящиеся в темноте волосы, плетут и украшают головы венками. В это время опасно являться одному на берег реки или озера; особенно если видны движущиеся огоньки и слышна тоскливая песня. Заманят они смельчака игрой бесчисленных огней, увлекут неотразимой силой печальной песни, и он безвозвратно погибнет в болотной трясине или в глубине темных вод. На предсмертные крики его жестокие обитательницы водяного царства будут отвечать злым хохотом» [Ляцкий 1890, с. 38].

№ 11. «Ты русалок не видала, а я видзеў. Ёны дужа пригожи. Я по дзяреўни шоў з Иллей Митревым, а ёна у няво на огородзе сидзиць, на заборе и так глядзиць быстрым глазом. А ён идзець. „Во! говориць: дзеўка моя пришла, я ей наказываў“ (А ен з дзеўками гуляць дужа любіў). Я говорю: „брацець ты мой, енаж проклятая и грудзей нетуци, ена ж ня баба!“ А ен на мяня: „Во ты, брацець, захмелеў! Как есь баба, али дзеўка моя“. Я стау заговор говориць, а ен к ней; ёна на яблоню, да как закрициць: „Кума! Кума!“ Ен и проць пошоў. А зимой у Белой здехаў и помер, а я жіў остаўся» ([Шейн, 1, ч. 1, с. 198] — Вельский у. Смоленской губ.]).

Переходим к малорусским свидетельствам о русалках.

№ 12. «Русалки — водяные красавицы; ночью при луне они выходят на берег озер, рек, ручьев, нагие, в венках из осоки и древесных ветвей; они садятся на траве, расчесывают косы или хороводы ведут. Иногда они скрываются в кустах, в траве; всего чаще их вызывает на землю заря. На заре девушки наши идут к реке за водой; беда неосторожной, которая забыла взять с собой полынь или любысток — т. е. зорю. Русалка бросается на дивчыну, спрашивает у ней: „полынь или петрушка?“ Если та ответит „полынь“, русалка убежит; если же „петрушка“, — водяная красавица защекочет до смерти земную и увлечет ее в реку. При слове „полынь“, русалка обыкновенно с досадой отвечает: „Сама ты згынь“; а если она к мужчине обращается: „Сам ты згинь, ты не мий!“ На слово „петрушка“ русалка говорит: „ты моя душка!“ и потом щекочет.

Нельзя знать наверно, каковы подводные жилища этих красавиц. Одни думают, что они живут там в гнездах, свитых из соломы и перьев, украденных ими в селе у поселян на Зеленой неделе. Другие полагают,
—стр. 163—
что в подводных дворцах у них, построенных из морских раковин, блещут жемчуга, яхонты, сребро и коралл...

Русалки прелестны собой; они бледны, но черты лица восхитительны, стан волшебный, косы ниже колен <...> На Тройцын день они выходят в лес; там целую неделю они качаются по ветвям дерев, поют, играют, бегают по берегам рек и озер, катаются по росистой траве. Накануне Духова дня бегают во ржи, хлопают в ладоши, хохочут...

Многие из наших малороссиянок, купаясь под „лотоками“ мельниц13, видали, как русалки, сидя на вертящемся мельничном колесе, чесали себе волосы, с хохотом кидались с колеса в воду, шутя вертелись с ним и ныряли под мельницу с криком: куку!» [Маркевич 1860, с. 80—82].

№ 13. «В час, когда вечерняя заря тухнет... из днепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души девы; волосы льются с зеленой головы на плечи; вода, звучно журча, бежит с длинных волос на землю, и дева светится сквозь воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу... она сгорела бы от любви, она зацеловала бы... Беги, крещеный человек! Уста ее — лед, постель — холодная вода; она защекочет тебя и утащит в реку. Катерина... не боится, безумная, русалок» (Н. В. Гоголь. Страшная месть..., гл. 13).

№ 14. «Русалки живут в воде, но в известное время в году бегают по лесам и по полям. Имеют они вид маленьких девочек, бледных, почти прозрачных, с длинными русыми или зелеными волосами; но иногда показываются на прибрежных вербах в виде небольших зверьков: белок, крыс, или даже в виде лягушек, сидящих на кладочках, где женщины моют белье. Русалки любят качаться на ветвях дерев и нападают в лесах и в полях на неопытных девушек и парней, не имеющих при себе любистка и полыни, а также нападают и на своих матерей, особливо тогда, когда те не поминают их в субботу накануне Троицы; напав, лоскочат их до смерти» [Иванов П. 1893, с. 67].

№ 15. «Русалки — дети, умершие до крещения. Живут они в воде и в лесах, где их можно и теперь видеть. Русалки-мальчики имеют короткие, рыжие и курчавые волоса, а русалки-девочки — ровные белые волоса, в виде льняных волокон, и длинные до самой земли. Русалок видят в лесах в виде маленьких детей, которые часто кричат так: „Дайты хрестык! дайты хрестык!“ и затем скрываются... В четверг после Троицы бывает „Русальчын велыкдень“. В этот день нельзя купаться и ходить в леса, сады и огороды: „а то русалка залоскоче“. В особенности они стараются щекотать тех своих родственников, которые не поминают их. Если же кому необходимо нужно пойти, то он, чтобы предохранить
—стр. 164—
себя от русалки, должен идти в лес не иначе, как взяв с собою той полыни, которую на Троицу разбрасывают по хате и под столом.

Одна женщина рассказывает, что она в детстве своими глазами <...> видела в Данильчином лесу, в озере (теперь высохшем), русалок-детей, купавшихся там и смеявшихся. Она подошла ближе и увидала голых женщин, с распущенными волосами, сидевших на берегу, кормивших грудью малых детей, смеявшихся и звавших ее к себе. Женщина, не помня себя, убежала домой.

Другая женщина рассказывает, что она в детстве, с мальчиками и девочками, пасла овец около леса, где близко никого не было. Вдруг на опушке леса неизвестно откуда явился голый мальчик и, прокричав: „Молицьця Богу! молицьця Богу!“, незаметно скрылся» ([Иванов В. 1898, с. 296] — с. Никольское Старобельского у. Харьковской губ.).

«Як булы́ лиса́, тоди́ булы́ и руса́лки; воны́ пуга́лы люде́й свои́м кры́ком; мяу́ка, як ки́шка. Усю́ неди́лю пе́ред Тро́ицей воны́ пуга́ют люде́й» [там же, с. 849].

№ 16. «Русалки живут на дне реки, в великолепных хрустальных чертогах. Ночью, когда взойдет луна, они все выплывают на берег реки, плещутся и поют песни, оглашая окрестность чудными, очаровательными звуками. Звуки эти имеют большую силу: услышавший их непременно подойдет к ним; если русалки заметят пришедшего, то немедленно защекочивают его до смерти. Русалки — это утонувшие во время купанья девушки» ([Чубинский 1872, т. 1, с. 207] — Остерский у.).

«Мавки или лоскотницы — не что иное, как черти. Они живут в лесах и являются людям в образе молодых и красивых девушек. Беда тому, кто их встретит: они прежде привлекают внимание встретившегося своею красотою, заводят затем с ним разговор, любезничают и, наконец, свою жертву, увлекшуюся сердечными порывами, защекочивают до смерти. (Литинский и Проскуровский уезды.) Кроме этого, мавки опасны тем, что иногда отрезывают встретившемуся голову. Мавки — это уворованные дьяволом дети» [там же, т. 1, с. 206, 207].

№ 17. «В Докудове (в Забужье) говорят, что русавки появляются весной в хлебах, когда рожь цветет (як жито ру́нит), и если кого поймают, то начнут щекотать до тех пор, пока не защекочут до смерти. Русавки представляются воображению народному русоголовыми девочками (русявыми); ими матери стращают своих детей: „Нэ йди в жито, а то вас русавки загидзикают!“ Чтобы русавки не делали вреда, докудовцы освящают на поле хлеб, и после освящения они исчезают с полей, по верованию народа» [Бессараба 1903, с. 137].

—стр. 165—
№ 18. «По рассказам старожилов-хохлов, лет 150 тому назад в с. Сокуре (Саратовских у. и губ.) было громадное и глубокое озеро, вокруг которого рос лес сокорник (осокорь); в этом озере водились русалки. В глубокую полночь, при лунном сиянии, всплывали на поверхность озера красивые нагие девы с распущенными длинными волосами и с хохотом плескались водою; но преимущественно показывались они в Русальское воскресенье, которое бывает в четверг после Троицына и Духова дней и очень чтится всеми малороссиянками, называющими его не иначе, как Великдень, в который они не берутся ни за какую работу. В этот Русальский день девки не ходили купаться, потому что русалка насмерть защекочет в воде, причем несчастная жертва умирает с хохотом...» Малороссиянка Аксинья Ч. «на русальское воскресенье рано утром полоскала белье и была втащена русалками в воду, где они и защекотали ее до смерти». Малоросы верят, что против русалок есть средство, для чего «девки рвали в четверг полынь и вплетали ее в косы: русалка не станет щекотать ту, у которой полынь» [Минх 1890, с. 21].

№ 19. Одна женщина рассказывала мне, что, бывши еще девушкой, она на Троицу пасла волов и заснула. Вдруг проснувшись от крику, она стала прислушиваться и явно услышала, как кто-то недалеко от нее кричит: «Ух, ух! соломьяный дух. Мене мате спородыла, некрещену положила». После этого кто-то стал хохотать, а девушка в страшном испуге убежала домой. На мой вопрос, видела ли она, кто кричал, женщина отвечала, что это, наверно, были русалки; а когда я спросила, какие же они из себя? то она отвечала: маленькие, как куколочки. Я еще спросила: может, они как-нибудь иначе называются? Нет, отвечала женщина: те, что в воде, и те, что в степи, одинаково зовутся.

А вот что еще рассказала мне старуха. Одна знакомая ей женщина ехала на Тройцу в Херсон и на дороге увидела трех маленьких детей, играющих пылью; она встала с воза и хотела подойти к ним, но дети убежали, спрятались в жито и начали хохотать. Женщина пошла за ними в жито и услышала хохот в другом месте; пошла на их хохот и опять услышала, что хохочут не там; тогда догадалась она, что хохочут русалки [Чернявская 1893, с. 98, 99].

№ 20. «Воображение валковских (Харьковской губ.) простолюдинов рисует русалку прекрасною девицею с роскошными русыми волосами. По мнению их, русалки не что другое, как дети, умершие без св. крещения. По Стоглаву, кликали мертвых в Страстной четверг [Стоглав, 1863, гл. 41, вопр. 26]. В нашей местности и вообще по всей Малороссии кличут в четверг на светлой седмице, называемый иначе Мавчын
—стр. 166—
велыкдень. Это первый день праздника для русалок. С этого дня поются в честь их песни (виснянки). С этого же дня, по мнению народному, русалки выходят на берег реки поиграть, порезвиться, расчесать свои русые косы и продолжают свои гулянья до самого Преполовения; являются часто в дома в виде старой женщины и делают пакость живым. Почему, до освящения воды (в Преполовение. — Д. З.) в реке, многие боятся купаться и ходить в лес, в том убеждении, что их может залоскотать русалка в смерть»11).

№ 21. «Русалки — люди, умершие на Зеленой (Троицкой) неделе, женщины и мужчины. Кто в сухой четверток, или в среду, или в понедельник после Зеленой недели работает, на того они нападают въяве или во сне и мучат, именно „лоскочат“ (щекочут), щиплют, кусают, водят в житах, болотах и заставляют с собою танцевать, а играют (для танцев) на языке. Если между русалками случится родственник того, который работал в заповедные дни, то он защищает виновного и не позволяет всем над ним издеваться. Это странное поверье уже слабеет».

«Одна женщина мыла белье в понедельник после Зеленой недели, и русалки чуть-чуть ее не задавили за то: она спала в сенях около оконца, и в это оконцо русалки тянули ее с визгом и щипали. Но вдруг затрубило что-то в трубу, и русалки сказали: ну, счастлив же твой Бог, что наш старший затрубил в трубу! А то не быть бы тебе живой! Ты б знала, как платье отжимать у панедилок!» [Базилевич 1853, с. 326, 327].

http://www.upyr.net/blog/zelenin-1995

[Алишер]

Д. К. Зеленин "Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки." Продолжение

44. Где живут русалки? Ответ на этот вопрос далеко не так прост, как обычно думают. У нас издавна считают русалок речными девами. Между тем некоторые из наших источников решительно ничего не знают о жительстве русалок в воде (см. § 43, № 7—9, 11, 17, 21; ср.: № 1, 2, 16 — мавки и лоскотницы). Общий же вывод, из всех наших источников, по вопросу о местожительстве русалок можно выразить только так: русалки живут не в одном месте, а главным образом в водах, в лесах и полях; местожительство их не одинаково в разные времена года.

Так, в Новосильском и Алексинском уездах Тульской губ. «русалки живут как (не только. — Д. З.) в воде, так (но. — Д. З.) и в лесу, и в поле» [Ушаков 1896, с. 162]. То же и в Чернском у. этой губ.: русалки «водятся не только в лесу и ржи, но и в воде» (§ 43, № 4).

«Оставляя с Троицына дня воды и рассыпаясь, вплоть до осени, по полям, перелескам и рощам, русалки выбирают себе развесившуюся,
________
11) АГО, XLIV, с. 15 — рукопись И. Голяховского из г. Валок, 1870 г. Ниже автор замечает, что и Пятницу у них многие причисляют к русалкам же (л. 8).

—стр. 167—
склонившуюся над водою иву или плакучую березу, где и живут. Ночью, при луне, которая для них ярче обычного светит, они качаются на ветвях, аукаются между собою и водят веселые хороводы с песнями, играми и плясками. Где они бегали и резвились, там трава растет гуще и зеленее, там и хлеб родится обильнее» [Максимов 1903, с. 102].

В Нижнедевицком у. Воронежской губ. «русалки на Троицкой неделе... купаются в реках, качаются на деревьях, бегают по полю» [Малыхин 1853, с. 216].

Еще больше наших источников указывают, как на места жительства русалок, на реки и леса, не называя полей. «По местопребыванию своему русалки суть земноводные существа: живут в реках, а с Троицына дня или с Семика до Петрова дня странствуют по земле, витают в лесах; избирая себе приютом старые деревья, особенно дубы, качаются на сучьях древесных» [Снегирев 1839, с. 7].

В Калужской губ. русалки живут обыкновенно в реках, а «с Троицына дня до Петрова в лесах, качаются на древесных сучьях» (§ 43, № 3). Вполне согласно с этим, Н. Моисеев из Жиздринского у.14 этой губ. пишет: «Русалки бывают двух родов: водяные и лесные... Они прислуживают водяным и лешим» [Харузин 1892, с. 213].

О лесах, как о преимущественном месте пребывания русалок, говорят наши свидетельства из Орловской и Тульской губерний (см. № 43, № 1 и 4).

В лесу увидел русалку и тургеневский плотник Гаврила, который называет русалку словами: лесное зелье, лесная нечисть (§ 43, № 2).

Кое-где русалок называют лешихами и лешачихами, т. е. женами леших (§ 40). Но если бы русалка была жительницею вод, она не могла бы быть женою лешего; лешихи живут, конечно, вместе со своими мужьями в лесу.

Качанье на древесных ветвях — любимое времяпрепровождение русалок. Излюбленное их дерево — береза, о чем поется и в народных песнях. Русалки в лесу качаются на ветвях березы (Тульская губ., § 43, № 4). По С. Максимову, русалки, с Троицына дня до осени, даже живут на деревьях, а именно — избрав «развесившуюся, склонившуюся над водою иву или плакучую березу» [Максимов 1903, с. 102]. Любят также русалки старые дубы (§ 43, № 3) [Снегирев 1839, с. 7].

Только один наш источник называет деревом русалок осину: «Говорят, что русалок особенно много бывает на Троицу и преимущественно там, где много осин, на которых они качаются, почему женщины и девушки не решаются в эти дни ходить купаться и на луг, говоря, что ру-
—стр. 168—
салки утащат их в реку или закачают до смерти» ([Иванов В. 1898, с. 573] — сл. Бахмутовка, великорусская).

Наблюдатель из Тамбовской губ. упоминает о полевых русалках [Звонков 1889, с. 76]. Это, конечно, русалки, живущие в полях, каких знают и многие другие наши источники. Так, в Орловском у. (Орловской губ.) русалки были раньше, а теперь их нет; куда девались — не знают. «Царство русалок, как говорят, было в коноплях, так как за неимением лесов и больших рек в данной местности им водиться было негде, кроме конопляников» [Иванов А. 1900, с. 91].

«Во время цветения хлеба русалки гуляют во ржи» ([Колчин 1899, с. 25] — Тульская губ., § 43, № 4). Мценская (Орловской губ.) русалка «когда рожь цветет, во ржи в хлебе бегает и сидит: кто попадет, вот и ее... В полднях и в полночь бывает» [Будде 1904, с. 51]15.

В Калужской губ. на Семицкой неделе русалки бродят по полям [Зеленин, 2, с. 606], бегают во ржи [там же, с. 577]. В Малоярославецком у. Калужской губ. на Троицкой неделе русалки «блуждали по озимовым полям и ерникам» [там же, с. 584].

В Зарайском у. Рязанской губ. русалку провожают в поле: изображающая русалку девушка прячется во ржах [Шейн 1898, с. 367].

Прежде чем перейти к водяным русалкам, отметим еще, что русалки, по великорусским воззрениям, посещают иногда селения и дома и едва ли даже не живут здесь. По крайней мере во Владимирской губ. «признают два вида русалок: водяных и домашних» [Максимов 1903, с. 103]12). Другой наш источник из Владимирской губ. сообщает, что русалки зябнут в воде и приходят греться в бани и овины: в банях моются, парятся, причем смеются и шутят; в овинах иногда ложатся на костер (см. § 43, № 6).

Мценские (Орловской губ.) русалки невидимками приносят защекотанного ими мужчину в дом и полагают на постелю (§ 43, № 1).

Великорусы села Гагина Сергачского у. убеждены, что русалки иногда, покидая свою реку, «посещают некоторые дома и своим присутствием поселяют в семье раздоры» [Можаровский 1893]. И жиздринский наблюдатель замечает, что русалки «кормятся по чужим семействам, в особенности в тех, где является ссора между семейными за столом» [Харузин 1892, с. 213].

В Тамбовской губ. полевые русалки иногда «подходят близко к дому, портят овощи, обтачивают зерна на загоне» [Звонков 1889, с. 76].
________
12) Никаких пояснений и подробностей, к сожалению, не приведено.

—стр. 169—
В Костромской губ. русалок (чертовок) видели на деревенском плоту, на котором белье моют: сидят они и волосы расчесывают [Андроников В. 1902, с. 117]. На плот же выходит русалка-утопленница и в г. Симбирске, причем все смотрит на избу своего прежнего милого (§ 43, № 5).

Чаще всего, однако же, местожительством русалок считается вода. Воронежские русалки «живут в хрустальных дворцах, построенных на дне глубоких рек» [А. С. 1861, с. 378].

Во Владимирской губ. русалок видят часто в прудах, озерах и проточных водах: балахтаются, стоя в воде по пояс; видят и на берегу (§ 43, № 6). В Костромской губ. «кое-где сохраняется убеждение, что в воде живут русалки; так, в Чухломском у. крестьяне, ловя рыбу в речонке, видели русалку, которая, увидав их, бросилась в воду. В Макарьевском у. видели этих чертовок (русалок здесь называют чертовками) на деревенском плоту, на котором белье моют: сидят они и волосы расчесывают» [Андроников В. 1902, с. 117]. Симбирская русалка-утопленница живет в омуте р. Волги, плавает по воде лебедью, вечером выходит на берег — на песок, на камни, на конец плота (§ 43, № 5).

«Всем русалкам разрешается выходить из воды еще на Светлое воскресенье, когда обносят кругом церкви плащаницу. И потому в это время надо запирать двери в храме как можно крепче, из опасения, как бы не набежали русалки» [Максимов 1903, с. 103, 104].

Русалки часто бывают женами водяных (§ 43, № 5), а иногда «прислуживают водяным» ([Харузин 1892, с. 213] — Калужская губ.).

В Михайловском у. Рязанской губ. «хоронят русалку» в воде: гроб с изображающею русалку куклою бросают в воду, привязав к нему камень или два [Шейн 1898, с. 367]. В Аткарском у. Саратовской губ. при проводах русалки чучело бросают в воду [Минх 1890, с. 105].

Во многих из приведенных нами выше свидетельств речь идет не о постоянном местожительстве русалок, а о местах их временного пребыванья летом, преимущественно на Троицкой неделе. Но это весьма понятно: о месте нахождения русалок зимою в народе имеются лишь самые смутные и неопределенные представления.

«После Семицкой недели в лесу уже не бывает русалок. Одни говорят, что они поднимаются вверх и живут на облаках; другие думают, что они скрываются под землею и спят там остальное время года; иные думают, будто они переселяются в реки... Говорили еще, будто русалки, оставив лес, долго еще остаются на нивах и безмолвно катаются в волнах нивы» (Мценский у. Орловской губ., § 43, № 1).
—стр. 170—
Зимой русалки, вместе с водяным, в подземном царстве ([Звонков 1889, с. 74] — Елатомский у. Тамбовской губ.).

С заговенья на Петров пост «русалки перестают вылезать из воды и пугать проходящих людей, а уходят в глубь озера и рек» ([Поляков 1881, с. 3] — Балашовский у.).

Но владимирская русалка, «вся во льду», пришла в овин, где старик сушил хлеб, и легла на костер (§ 43, № 6); раз «вся во льду», так, значит, дело было зимой.

Мы привели выше пока только великорусские свидетельства. Им мы придаем особенное значение по следующему соображению. Среди великорусов название русалка распространилось сравнительно поздно и во многие области на сев.-востоке Европы совсем даже не дошло. У малорусов же и белорусов это новое название распространено гораздо шире. Между тем весьма правдоподобно будет предположение, что вместе с новым названием могли проникнуть некоторые новые черты и в самый образ русалок. С точки зрения таких рассуждений возможно предположение, что старое народное представление о русалках лучше сохранилось на великорусском северо-востоке, нежели на малорусском юге и белорусском западе.

Впрочем, по вопросу о местожительстве русалок белорусское и малорусское воззрение мало разнится от великорусского.

Белорусские русалки, в полное сходство с великорусскими, живут также в разных местах: в водах, лесах и в полях. «Во многих местностях Белоруссии крестьяне верят, что около Троицына дня из воды выходят на сушу русалки; выйдя из воды, они остаются на суше в течение всего лета. Русалки днем ходят по полям и лесам, ночью же качаются на деревьях; крестьяне боятся встреч с русалками, потому что они могут защекотать человека» [Довнар-Запольский 1909, с. 309, 310].

«Крестьяне же Бобруйского у. полагают, что русалки забираются в реки с осени и проводят там всю зиму. Около Троицына дня они выходят на сушу и остаются на ней в течение всего лета. Днем они тогда ходят по полям и лесам, и если кого завидят, то зовут к себе, догоняют непослушного и щекочут его до тех пор, пока тот не умрет от судорожного смеха. Ночью же русалки делают на деревьях качели и качаются на них, подстерегая жертву» [Шейн, 1, ч. 1, с. 197].

Русалки (по белорусскому воззрению) «могут считаться „земноводными“», потому что обитают в воде только с осени до „Русальной недели“ (первая после Троицы). Тогда они выходят из воды и поселяются на ветвях деревьев, особенно на березах. Русалки качаются на их гиб-
—стр. 171—
ких ветвях, подзывая прохожих: „человек! человек! ходи колыхаться!“ А если кто сдуру подойдет к ним близко, то они защекочут его до смерти» [Богданович 1895, с. 77].

«По убеждению крестьян д. Озерков (Новогрудский у. Минской губ.), русалки появляются из воды весной, около Великого четверга, и живут на земле до поздней осени. Живя в лесу, они обитают на высоких деревьях, как, например, на дубе, липе и проч.» [Шейн, 1, ч. 1, с. 196, 197].

«До Духова дня русалки живут в водах; в этот же день они выходят из своих жилищ, плещутся в полночь на поверхности воды и качаются в лесах на деревьях или бегают по полям, заманивая прохожих, чтобы потом защекотать их до смерти» ([Добровольский 1903, с. 474] — Смоленская губ.).

«Живут русалки на дне реки, а в мае месяце, по утрам, до восхода солнца, выходят оттуда, и нагие, с своими толкачами, пляшут во ржи и поют» ([Шейн, 1, ч. 1, с. 196] — Пинский у.).

Русалки ходят нагими, с распущенными волосами. Живут они по лесам, нападают на людей и щекочут их, отчего те и умирают (Игуменовский у.). «Если во время цветения ржи русалке попадается человек во ржах, то его непременно заказычиць (защекочет) руками и цыцками до смерти — и сама засмеется» ([Шейн, 3, с. 317] — Гродненский у.).

Особенно часто живут белорусские русалки в лесах. E. Р. Романов записал ряд народных рассказов о русалках [Романов 1891, с. 139, 140], и во всех их русалки представляются обитательницами лесов (ср. § 43, № 7). «Русалок спрежда много було по лясо́х» [там же, с. 140]. Прежде опасно было выйти в лес: защекотят русалки. В лесу ночью только и слышны были крики русалок: гу! гу! (§43, № 7).

После Троицы русалки собираются в лесу, вешают качели и кличут девиц и парней по имени: «идите колыхаться»; зовут качаться в полдень и ночью (§ 43, № 8).

«На Духовской неделе ходят в лесу женщины и дети нагие» ([Шейн, 1, ч. 1, с. 191] — Смоленская губ.)13).

При проводах русалок 24 июня в Гомельском у. поют песню: «Поведу я русалочку до бору, а сама вернуся до дому; проведу русалочку и в темный бор, а сама пойду и в татков двор» ([Довнар-Запольский 1909, с. 311]; ср.: [Радченко 1888, с. XXVI]). Т. е. русалку провожают в бор, в лес.
________
13) Из контекста ясно, что это русалки.

—стр. 172—
В лесу белорусские русалки также качаются на древесных ветвях. Любимое их дерево — береза (см. выше § 43, № 9 и 7; [Богданович 1895, с. 77; Петропавловский 1908, с. 163]). И в песне поется:

На кривой березе
Русалка сидела
Добровольский 1903, с. 475].

На гнилой калоде,
На белой березе,
Русалки сидели,
Суки вязали14).

Кроме березы белорусские русалки любят из деревьев дуб и липу [Шейн, 1, ч. 1, с. 197]. Пляшут они, между прочим, кругом сосны, причем на месте их пляски не растет трава [Романов 1891, с. 140].

В белорусской песне поется:

Русалочки, земляночки
На дуб лезли, кору грызли,
Завалилися, забилися.
Троица
([Снегирев 1838, с. 137] — со ссылкою на: [Описание г. Устюга, 1824, с. 221—234]).

Название русалок земляночками тут неясно; большей частью понимается оно исследователями так: живущие на земле, в могилах, мертвецы.

Живут белорусские русалки и в полях. В Вилейском у. в Троицу «...у жите ходят раскудланые русавки...» [Крачковский 1874, с. 120]. «Живут русалки в густой ржи и в горохах, и поэтому ими стращают детей, чтобы они туда не ходили» ([Шейн, 1, ч. 1, с. 197] — Белоруссия). Русалки до тех пор живут во ржи, пока рожь не процветет [Federowski 1897, s. 170].

Заходят они и в селения. Русалка сидит на заборе в деревне, а потом перескочила на яблоню (Смоленская губ., § 43, № 11). Белорусы «за три ночи пирод Малой Прячистой (8 сент.) ня молоцюць, ня цеп-
________
14) АГО, XLVI, с. 4 — рукопись Ст. Есикорского, 1850-х годов, о г. Погаре Черниговской губ.

—стр. 173—
люць осеци (овина). Русалки на болоце згукиваюцца на ночку, сядуць ў гумне. Одзин мужик ноги одпёк» [Шейн, 3, с. 319].

Живут, конечно, белорусские русалки и в воде (см. выше). Минские русалки — «обитательницы водяного царства», но показываются также и на берегу реки или озера (§ 43, № 10). По сообщению Никифоровского, русалка «поступает под суровую власть водяника, с которым принуждена бывает вести ненавистную связь» [Никифоровский 1907, с. 79]. «Говорят, что ночью на Купалу (24 июня) души умерших — русалки встают от долгого сна и купаются. Потом, когда взойдет солнце, они якобы сушатся при его теплоте и свете. Если солнце пасмурно, то русалки, значит, закрыли его» [Крачковский 1874, с. 124].

По Н. Никифоровскому, белорусские русалки «в заурядное время могут оставаться вне воды столько времени, сколько то потребно для осушения их тела и волос от мокроты, после чего они могут немедленно погибнуть в мучительной истоме. Вследствие сего русалки лишь изредка, на короткие сроки, всплывают на поверхность воды, присаживаются на подводный камень, на берег, чтобы заманить жертву или стряхнуть тягость воды, обыкновенно удерживаемой пышными их волосами. Какова тяжесть этой воды, можно заключить из того, что расчесываньем своих мокрых волос в течение, например, часа она может извлечь столько воды, что ее достаточно будет для затопления целой деревни». Только «в Русальную неделю (восьмую по Пасхе) русалки выпускаются на сушу на более продолжительные сроки, причем устраняется помянутая опасность погибнуть на суше» [Никифоровский 1907, с. 86].

В Речицком у., провожая русалку в Петровское заговенье, идут с ряженою «русалкой» к ручью, где «русалка» снимает с себя венок и вешает на дерево [Довнар-Запольский 1909, с. 310].

По сообщению Никифоровского, «в болотах живут старые безобразные русалки» [Никифоровский 1907, с. 89].

Одно свидетельство отмечает пребывание русалок на кладбище. «После заката солнца можно иногда заметить на кладбище огонь. Это значит, что русалки вышли для своих забав, и горе тому, кто в это время осмелится пойти туда: они тотчас примутся его щекотать и защекочут до смерти» ([Шейн, 1, ч. 1, с. 197] — Новогрудский у. Минской губ.).

Переходим к малорусским русалкам. Они также живут в разных местах: в воде, в лесах и в полях. В Купянском у. Харьковской губ. «русалки живут в воде, но в известное время в году бегают по лесам и по полям» (§43, № 14). В Старобельском у. той же губ. — в воде, между прочим в озере, и в лесах (№ 15). В Херсонской губ. — в степи и в воде (№ 19).

—стр. 174—
В четверг после Троицы нельзя ходить «в леса, сады и огороды, а то русалка залоскоче» (Старобельский у. Харьковской губ., § 43, № 15).

В Чигиринском у. Киевской губ. водяные русалки живут в камышах у воды. Лесные и полевые русалки чаще встречаются с людьми, завлекают их пением и красотою и защекочивают до смерти. Когда в полях начинает созревать рожь, тогда русалки, распустив свои длинные русые волосы, с цветочными венками на головах, поют, пляшут и резвятся на межах среди густой нивы [Podbereski 1880, s. 6].

В Борзненском у. Черниговской губ. русалки разделяются на лесных и водяных, а также на утренних, полуденниц и вечерниц [Кибальчич 1876, с. 77, 78].

Подольские «мавки или лоскотницы живут в лесах» (§ 43, № 16). «Руса́лки булы́ колы́сь жи́нки, та за их грихи́ Бог наказа́в их и прогна́в у лиса́» [Иванов В. 1898, с. 849]. По Маркевичу, русалки на Троицын день выходят в лес, где целую неделю качаются по ветвям дерев, поют, играют, бегают по берегам рек и озер, катаются по росистой траве (§ 43, № 12).

На Троицкой неделе, судя по песне, русалок провожали в лес:

Проведу я русалочку до бору,
Сама я вернуся до дому
[Иванов П. 1893, с. 73].

В лесу малорусские русалки «любят качаться на ветвях дерев» (§ 43, № 14). В песне поется:

Сиділа русалка на білій березі
[Чубинский 1872, т. 3, с. 157].

Сыдила русалка
На кривій бырези
[Иванов П. 1893, с. 70].

Но купянские русалки «иногда показываются на прибрежных вербах в виде небольших зверьков» (Харьковская губ., § 43, № 14).

Седлецкие русалки появляются весной в хлебах, когда рожь цветет, а после освящения на поле хлеба исчезают с полей (§ 43, № 16).

В Козелецком у. Черниговской губ. русалки на Зеленой неделе «большими шайками ходят по житам»15).
________
15) АГО, XLVI, 10 — сообщение В. Максимовича, 1849 г.

—стр. 175—
«Лоскотухи являются на полях и до смерти залоскочут попадающихся навстречу дивчат и парубков» ([Чубинский 1872, т. 3, с. 187] — Староконстантиновский у.). По Маркевичу, русалки накануне Духова дня бегают во ржи, хлопают в ладоши, хохочут (§ 43, № 12). Пинские русалки «ни одного хлеба не любят в поле, кроме ржи, гда катают яйца в Навский велик день» [Булгаковский 1890, с. 179].

Показываются малорусские русалки также в селениях и в домах. В Купянском у. Харьковской губ. верят, что русалка купается в хлебном квасу, если его сварить в четверг [Иванов П. 1893, с. 73]. С четверга на Светлой седмице валковские (Харьковской губ.) русалки выходят на берег реки, являются часто в дома (§ 43, № 20). Черниговская женщина прогневила русалок тем, что в понедельник после Троицкой недели мыла белье; за это русалки «чуть-чуть ее не задавили: она спала в сенях около оконца, и в это оконце русалки тянули ее с визгом и щипали» (§ 43, № 21).

Чаще всего, однако же, малорусы представляют себе русалок обитательницами вод, речными девами.

«Русалки женского рода живут в воде, имеют длинные зеленые волосы и выходят ночью на берег греться на месяце... В сказках <...> они живут в пышных чертогах под водою» [Афанасьев-Чужбинский 1856, с. 65].

Остерские (Черниговской губ.) русалки «живут на дне реки, в хрустальных чертогах. Ночью, когда взойдет луна, они все выплывают на берег реки, плещутся и поют песни» (§ 43, № 16).

В Саратовском у. русалки водились в громадном и глубоком озере, вокруг которого рос осокоревый лес (§43, № 13). Насколько вода сродна природе русалок, видно из того, что они, сидя на вертящемся мельничном колесе, чешут себе волосы, кидаются с колеса в воду, шутя вертятся с ними и ныряют под мельницу с криком: ку-ку! (§ 43, № 12).

Русалки из утопленниц «становятся женами водяных, которые старшинствуют вообще над русалками» [Иванов П. 1893, с. 67].

Подводные жилища малорусских русалок — по одним гнезда, свитые из соломы и перьев, украденных ими в селе у поселян на Зеленой неделе, а по другим — дворцы, построенные из морских раковин, блещущие жемчугами, яхонтами, серебром и кораллом (§ 43, № 12).

Бывают русалки и в болотах. По крайней мере, своих жертв черниговские русалки «водят в житах, в болотах» (§ 43, № 21).

Относительно зимнего местопребывания русалок мнения различны и неопределенны. Есть и такие мнения: «Русалки смертны; зимою они умирают, а весною тела умерших уносятся, в виде пены, бегущими с гор ручьями, и ветер рассеивает прах их в воздухе» ([Иванов П. 1893, с. 71] — г. Ку-
—стр. 176—
пянск). Русалки появляются на земле в четверг Страстной недели, а исчезают в Петров пост, переселяясь в теплые места, в рай ([Кибальчич 1876, с. 77] — Борзнянский у. Черниговской губ.).

Как явствует из сказанного выше, места жительства русалок довольно разнообразны16. С нашей точки зрения, места эти вполне понятны. Как заложные покойницы, русалки должны обитать (временно или постоянно) на месте своей смерти или на месте своей могилы (§ 7). Утопленницы, коих так много среди русалок (§ 41), должны жить в воде, в недрах коей они нашли для себя смерть, а часто и могилу. Удавленниц, равно как и других заложных покойников, часто хоронят в лесу, а также на границах полей (§ 21 и 28). В лесах же и в полях многие находят себе и преждевременную смерть (заплутавшиеся и пропавшие без вести, замерзшие в дороге, задавленные дикими зверями и т. п.). Таким образом, и тут русалки должны быть.

Понятно нам и то, что в «чистом, вольном месте» русалок не может быть (Орловскаягуб., § 43, № 2): в чистых местах заложных покойников не хоронят.

http://www.upyr.net/blog/zelenin-1995

[Алишер]

Д. К. Зеленин "Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки." Продолжение

§ 45. Русалок русский народ представляет себе обыкновенно в виде женщин, большей частью молодых и красивых. Есть, однако же, русалки старые и безобразные. Изредка видят русалок в образе мальчиков, а также в виде птиц и зверьков.

Относительно наружности великорусских русалок встретилось, между прочим, такое свидетельство: «В северных губерниях России думают, что русалки — существа безобразные, косматые, горбатые, с большим брюхом, с острыми когтями, с длинной гривой, с большим железным крючком, которым ловят прохожих» [Грушевский 1860, с. 141].

Свидетельство это единичное, и изложенное тут представление о русалках едва ли не индивидуальное. Люди набожные любят изображать представителей нечистой силы в преувеличенно безобразном виде, считая это как бы проявлением своей благочестивой настроенности.

В северно-великорусских губерниях, действительно, не считают русалок (или соответствующих им чертовок) красавицами; но обычное представление не приписывает им какого-либо выдающегося безобразия, какое свойственно, например, сказочной бабе-яге. Косматые и растрепанные волосы, всегда и непременно распущенные по плечам, и непомерно большие груди — вот отличительные признаки северно-великорусского образа русалок. Один крестьянин Казанской губ. сообщал мне, что русалки «бороной волосы расчесывают». Кроме косматости, это образное выражение указывает также на выдающуюся величину русалок.
—стр. 177—
Покойный этнограф С. В. Максимов имел в своем распоряжении весьма много сообщений, доставленных сотрудниками Этнографического бюро кн. В. Н. Тенишева из разных великорусских губерний; свой вывод из этих сообщений Максимов выражает в таких словах:

В противоположность веселым, шаловливым и увлекательным русалкам малорусов, великорусские русалки злые и мстительные существа, «растрепы и нечесы: бледнолицые, с зелеными глазами и такими же волосами, всегда голые и всегда готовые завлекать к себе только для того, чтобы без всякой особой вины защекотать до смерти и потопить. При этом следует заметить, что в Великороссии даже не всегда про них знают» [Максимов 1903, с. 100].

Владимирская русалка «совсем как женщина, только в лице румянца нет да руки тощие и холодные; волосы очень длинные, груди большущие» (§ 43, № 6).

Архангельская водяниха (жена водяного) также «имеет большие отвислые груди и длинные волосы <...> из воды выходит нагою в полночь, садится на камень и расчесывает свои волосы большим гребнем» (§ 40).

В Енотаевском у. Астраханской губ. русалку называют лобаста. «Глядь, ан за ериком-то (протоком) девка — знать лобаста́ — нагишом, чешит голову, а волосы-то длинные - предлинные, а тело-то лохматое-прелохматое, — да как захохочет, да в ладоши ударит, — они и пушше тово испужались: как бы не защикотала» ([Зеленин, 1, с. 65] — сообщение св. Виноградова 1848 г.). В Кизлярском отделе Терской обл. «лобаста — нагая женщина большого роста, весьма полная и обрюзгшая до безобразия и отвращения, с громадными, приблизительно в аршин, отвислыми грудями, закинутыми иногда через плечи на спину, и с косами, достигающими до земли; в общем наружный вид ее крайне и невыносимо безобразный, отталкивающий и наводящий страх. Она живет в больших болотах, озерах и омутах. Своим видом она наводит страх на людей и, кроме того, захватывает людей, проходящих мимо ее жилища, затаскивает в болото и щекочет сосками своих грудей, щекочет иногда до смерти» [Рогожин 1893, с. 63]. Но в этой лобасте, как мы уже знаем (§ 40), легко могли отразиться черты турецкой албасты.

Изложенное выше представление о русалках, однако, не может быть названо общевеликорусским. Южновеликорусы представляют себе русалок большей частью красавицами. А так как южновеликорусы (акальщики), как о том свидетельствует различие в языке и во внешнем быте, издавна жили обособленно от северновеликорусов, то в этом различии взгляда тех и других на русалок ничего удивительного нет17.
—стр. 178—
В Тульской губ. русалки «похожи на девушек, красивы станом и лицом, с распущенными длинными зелеными волосами, одежды не имеют» (§ 43, № 4).

В Землянском у. Воронежской губ. «русалки обладают вечной юностью и красотою; по внешности они сходны с человеком, различие состоит лишь в волосах, которые у русалок зеленые, длинные до пят и необыкновенно густые» [А. С. 1861, с. 378].

Орловская русалка «такая сама вся светленькая, беленькая сидит на ветке, словно плотичка какая или пескарь...» (Орловская губ., § 43, № 2).

В Мценском у. Орловской губ. русалки — «молодые существа женского пола». «Тело у них белое как снег; лицо светлое, как восходящая луна; волосы красновато-светлые и длинными локонами расстилаются по плечам. Они легки, как пух» (§ 43, № 1).

Но никто, кажется, не наговорил столько похвал красоте русалок, как это сделал М. Попроцкий из Калужской губ. По нему, русалки — необыкновенные и вечно юные красавицы; такими их делает главный начальник злых духов, который варит их для этого в котле с разными снадобьями и зельями. «Ни один мужчина не может устоять против ослепительной их красоты и при первом взгляде влюбляется» (§ 43, № 3).

Другие свидетельства о калужских русалках, однако же, далеки от расточенья подобных похвал. В Малоярославецком у. Калужской губ. «в Русальскую неделю (по сошествии св. Духа) некогда по озимовым полям и ерникам блуждали какие-то нагие; с длинными русыми волосами существа женского пола щекотали молодых людей и умерщвляли их; отсюда местные поговорки: „растрепала волосы, как русалка“ и „ты щекотишь подобно русалке“» ([Зеленин, 2, с. 584] — сообщение Д. Сергиевского 1850-х годов).

Встречаются у великорусов и разные иные мнения об образе и наружности русалок. Довольно широко распространено поверье, что русалки превращаются иногда в птиц и вообще — способны к оборотничеству, к превращению в других существ. Так, жиздринские (Калужской губ.) русалки «кроме человеческого образа, иногда принимают вид сорок» ([Харузин 1892, с. 213] — сообщение Моисеева).

Симбирская русалка плывет по воде лебедью, «выйдет на песок, взмахнет да ударит крыльями и превратится в красавицу бабу и развалится на песке, как мертвая» (§ 43, № 5).

В Макарьевском у. Нижегородской губ. «не все из лесников (крестьяне. — Д. З.) верят в русалок в том виде, как обыкновенно представляются они нам в старинных сказках, но чаще смешивают их (русалок. — Д. З.) с
—стр. 179—
водяным или с такой нечистой силой, которая, по произволу, может принимать различные виды, как, например: на отдыхе обращается в огромную рыбу; когда хочет соблазнить или заманить человека, то принимает вид русалки; разыскивая для мщения за нанесенную, например, острогою рану, является рыбаком, купцом или вообще человеком, которому было бы сподручно подойти к обидчику» [Толстой 1857, с. 81].

В Царевском у. Астраханской губ. во время «проводов русалки», совершаемых в Духов день, изображающая русалку девица «наряжалась в безобразную одежду наподобие мужика» [Бобров 1875, с. 16]. Отсюда можно с некоторым основанием заключать, что среди русалок есть и мужчины — воззрение, нередкое у малорусов.

Русалки видимы для человека только исключительно в продолжение Русальской недели (Калужская губ., § 43, № 3).

Насколько, однако же, великорусские русалки близки вообще по своей природе к человеку, видно из следующего поверья: народ верит, что если на русалку надеть крест, то она сделается человеком. Такие случаи бывали во Владимирской губ., где даже два парня женились на окрещенных русалках (§ 43, № 6).

Переходим к белорусским свидетельствам о наружности русалок. И здесь также русалки представляются неодинаковыми, чаще, однако же, красивыми, чем безобразными18.

Белорусская русалка — красавица с зелеными волосами (§ 43, № 9). Воображению белоруса русалки представляются «красивыми женщинами с распущенными длинными волосами» [Богданович 1895, с. 77]. Русалки — нагие, прекрасные, с распущенными русыми волосами, обитательницы вод ([Добровольский 1903, с. 474] — Смоленская губ.). Русалки очень красивы (Смоленская губ., § 43, № 11).

«Русалки — существа исключительно женского пола, вечно юные красавицы с чарующим и обаятельным обликом... Только опытный глаз улавливает между ними рознь возрастов... У крещеных при жизни русалок едва заметный оттенок креста меж персей, что можно наблюдать на расстоянии девяти шагов от русалки. Русалки имеют ласковые голубые глаза, но после поимки ее те же глаза остаются стекловидными и неподвижными, как у мертвеца. По нежному, почти прозрачному телу их рассыпаются волнистые волосы русого цвета, идущие от маленькой головы до колен; у отдельных русалок эти волосы скорее похожи на пряди зеленой тонкой осоки» [Никифоровский 1907, с. 85—86].

Сокольские, Гродненской губ., казытки — «белые, як снег, паненки и вельми пекные» (весьма красивые), а волковыская, той же губ., русалка
— стр. 180—
«бледная, высокая, с длинными распущенными волосами, в блестящей одежде, при взгляде на которую невольно текут слезы» [Federowski 1897, s. 76]. По сообщению Федеровского, в Гродненской губ. худощавость русалок вошла в пословицу: «худая, як русалка» [там же]16).

Двух русалок белорусы как-то давно привели в деревню; они имели вид обыкновенных женщин, только груди непомерно большие и волосы длинные (§ 43, № 7). У русалки весьма большие груди; волосы длинные — вся она в волосах, голая (Могилевская губ., § 43, № 8).

Минские русалки имеют вид то красивых, то безобразных женщин; волосы их в темноте светятся (§ 43, № 10). И по сообщению Никифоровского, есть старые, отвратительно безобразные и грязные русалки, которые живут в болотах [Никифоровский 1907, с. 89]. Вилейские русалки «раскудланые» [Крачковский 1874, с. 120], т. е. с растрепанными волосами. «Русалки, кажуть, женщины... Сама голая, страшна́я, волосы довгия у яе — тянуца по гони; и у яе, кажуть, усё так, як у человека, тольки не знашно, ти женщина, ти музчина — уси равны» [Романов 1891, с. 140]. С этим последним замечанием ср. случай: у русалки не было совсем грудей (Смоленская губ., § 43, № 11).

«В Белоруссии поселяне верят, что русалки бегают нагие и беспрестанно кривляются; а если кому случится их увидеть, тот сам будет всегда кривляться» [Снегирев 1839, с. 9].

О превращениях белорусских русалок у нас сведений нет.

Вопреки обыкновенному мнению, и малорусы также признают кое-где существование русалок старых и безобразных. Так, по мнению полешуков Волынской губ., существуют русалки двоякого рода: одни — безобразные старые бабы (девы), другие — молодые красивые девушки [Народный быт, 1859, с. 77]. Валковские (Харьковской губ.) русалки — «прекрасные девицы с роскошными русыми волосами», но в дома они являются «в виде старой женщины» (§ 43, № 20).

Подойдя ближе к озеру, где купались и смеялись русалки-дети, старобельская женщина увидала там «голых женщин, с распущенными волосами, кормивших грудью малых детей, смеявшихся и звавших ее к себе» (Харьковская губ., § 43, № 15).

Обычное малорусское воззрение, однако же, то, что русалки красивы. Малорусские русалки — водяные красавицы, прелестны собой: чер-
________
16) Описываемая Федеровским русалка носит, по-видимому, некоторые черты полудницы (§ 50).

—стр. 181—
ты лица их восхитительны, стан волшебный, косы ниже колен; но бледны (§ 43, № 12). В Борзненском у. Черниговской губ. русалки — «красивые молодые девственницы» [Кибальчич 1876, с. 77]. В Старобельском у. Харьковской губ. «русалку представляют себе в виде красивой девушки с длинными зелеными волосами» [Иванов В. 1898, с. 936]. У малорусов Саратовского у. русалки — «красивые нагие девы с распущенными длинными волосами» (§43, № 18). Подольские мавки или лоскотницы «являются людям в образе молодых и красивых девушек» (§ 43, № 16).

Образ русалки, нарисованный Гоголем: «Волосы льются с зеленой головы на плечи... Уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу... Она сгорела бы от любви, она зацеловала бы» (§ 43, № 13).

В Седлецкой губ. русалки «представляются воображению народному русоголовыми девочками» (§ 43, № 17).

Широко распространены у малорусов иные представления о русалках, в которых видят уже не женщин, а детей (нередко различая их по полу), рыбообразных существ, птиц и зверьков. Для русалок-детей у малорусов есть особое название: мавки (а иногда: потерчата, о коих см. § 12), но эти названия иногда, по-видимому, смешиваются. «По одним представлениям (в Малороссии и Галиции. — Д. З.), русалки отожествляются с мавками» [Сумцов 1899, с. 295]. Некоторые наши источники пытаются установить разницу между русалками и мавками: в русалок превращаются утопленницы, а в мавок — некрещеные дети; последние с течением времени также делаются русалками. Но такое различение далеко не всеобщее. Во всяком случае бесспорно, что русалок малорусы иногда представляют в виде детей.

Херсонские русалки — маленькие, как куколочки, дети (§43, № 19). Купянские — имеют вид маленьких девочек, «бледных, почти прозрачных, с длинными русыми или зелеными волосами» (§ 43, № 14). «Русалок видят в лесах в виде маленьких детей, которые часто кричат так: „дайты хрестык! дайты хрестык!“ и затем скрываются» (Старобельский у. Харьковской губ., § 43, № 15).

Кое-где в Старобельском у. различают русалок двух полов: «Русалки-мальчики имеют короткие, рыжие и курчавые волоса, а русалки-девочки — ровные белые волоса, в виде льняных волокон, и длинные до самой земли» (§ 43, № 15). «На опушке леса неизвестно откуда явился голый мальчик и, прокричав: „Молицьця Богу! молицьця Богу!“, незаметно скрылся». Этого мальчика старобельская женщина считает, по-видимому, русалкой (Харьковская губ., § 43, № 15).

—стр. 182—
«Русалки живут в воде и происходят из душ некрещеных детей. Мальчики-русалки отличаются от девочек-русалок тем, что у мальчика рыжие и короткие волосы, а у девочки седые и длинные; кроме того, у русалки-девочки шея обвита вокруг змейками „носыками“, а у мальчиков носиков вокруг шеи нет» [Иванов П. 1893, с. 69].

В Сосницком у. Черниговской губ. верят, что русалками становятся одинаково женщины и мужчины, умершие на Троицкой неделе (§ 43, № 21). По-видимому, они сохраняют свой пол и сделавшись русалками.

Одно свидетельство из Купянского у. Харьковской губ. делит русалок-детей на два разряда: а) те, коим дано было имя при рождении, и

б) безыменные. «Як умирают нехрыщени дети, то идут прямо в воду и там жывуть; их-тο и называют русалками; воны так и живуть голеньки и волосья росплетыне <...> Воны дилютця на дви части: русалки именные и русалки без менья (без имени). Ти диты, шо мать сама дае имья, хоть жывому хоть не жывому, называютця именными а ти, шо мать не дасть менья, называютця безименными. Вси ей детки жывуть у води, поки аж их собиретця аж сорок сорокив; тоди ти шо с меньем йдуть на небо, а без менья остаютця у води аж до страшного суда. Як воны живуть у води, то именни бьют безименных и прыговарюють: „у вас батько проклятый, у вас мате проклята! воны вас родылы, а менья не далы“. С меньем русалки похожи на маленьких дивчаток, а без менья — также дивчата, только страшни: безволоси. У их бува празднык десятого мая и воны, безименни, вси выходять из воды и бигають по полю и пугають, а як кого у води на сей день запопадуть, то залоскочуть до смерти. Лоскочуть безименни и то до тих пир, поке гром не загремыть, а посли вже воны лоскотатысь не можуть. Пид Купала ти русалки, шо с меньем, розкладають огныще коло рички и скакають через него, а безименни выбигають из воды, хватають золу с искрами, сыплять соби на голову, шоб росло волосья у ных, и опьять убигають у воду. А як яка загубе хоть одну искрынку и хто-нибудь наступе на нее и прыстане вона к нози, то до того чоловика явитця русалка и скаже пид викном: „отдай мое!“ Ходе вона до тих пир, аж поке гром загремыть, первый весняный, но той чоловик завсегда чуе ти слова: отдай мое» [там же, с. 68, 69].

Русалки-фараоны (ср. § 41) имеют иной вид: «верхняя часть тела до пупа человечья, а нижняя — рыбья» [там же, с. 68]19.

В Проскуровском у. Подольской губ. эти фараоны (утонувшие в море, при преследованье евреев, египтянки) зовутся мемозинами; это «полурыбы, полуженщины: голова, руки и брюхо женские, а вместо ног — рыбий хвост. „Мемозины“ эти замечательны также пением, до такой степени
—стр. 183—
прекрасным, что, когда они поют, море перестает волноваться и человек может заслушаться навеки» [Чубинский 1872, т. 1, с. 209].

Странное название мемозины выяснено проф. Η. Ф. Сумцовым, который удачно увидел тут отзвук западноевропейской феи Мелюзины [Сумцов 1890, с. 49, 50]. В самом образе «мемозин» или «фаляронов», с их рыбообразным хвостом и очаровательным пением, нельзя не видеть отклика древнегреческого сказания о сиренах. По всем этим основаниям рассматриваемый разряд русалок необходимо признать поздним и книжным.

Подобно великорусским, малорусские русалки показываются иногда в виде птиц, зверьков и даже лягушек.

«В селе Долгом (Купянский у. Харьковской губ.) на Русалкин день (в четверг на Троицкой неделе) поехал мужик с работником в лес за дровами. Мужик идет по лесу, рубит ветви, а работник сгребает срубленные в одно место. Вдруг на мужика налетает целая стая русалок, в виде птиц. Налетели и ну клевать; заклевали бы до смерти, да на крик хозяина прибежал батрак; отбил мужика, свалил его на воз и отвез домой. Мужик этот стал хворать и скоро умер» [Иванов П. 1893, с. 71, 72].

Купянские русалки «иногда показываются на прибрежных вербах в виде небольших зверьков: белок, крыс, или даже в виде лягушек, сидящих на кладочках, где женщины моют белье» (Харьковская губ., § 43, № 14). Если попадется в день Купалы (24 июня) жаба, то «убивают ее в той уверенности, что это русалка ползла в виде жабы» [Булгаковский 1890, с. 179]. Старобельские русалки мяукали в лесах, подобно кошке (Харьковская губ., § 43, № 15).

Таким образом, если даже исключить сиренообразных «фаляронов» и оборотней из русалок в виде птиц и зверей, так и тогда окажется, что наружность русалок очень разнообразна: хотя больше красавиц, но есть и безобразные. И возраст не одинаков: при большинстве молодых и детей есть и старухи. С нашей точки зрения, все это вполне понятно: заложные покойницы сохраняют за гробом свою наружность и свой возраст. Молодежи среди них, конечно, больше, так как старые люди реже умирают преждевременной и неестественной смертью.

Обратим еще внимание на одну отдельную черту в наружности русалок, а именно на волосы. Почти все наши источники согласно говорят, что волосы у русалок длинные. Некоторые, немногие, признают, что и тело русалок лохматое (астраханская лобаста; ср. § 43, № 8). Но есть и совершенно противоположные сведения. В Купянском у. знают также и безволосых русалок: это некрещеные дети, которые не имеют имени [Иванов П. 1893, с. 68].

—стр. 184—
О цвете волос у русалок сведения также различны. «В одних местах русалки воображаются с русыми, в других с зелеными волосами» ([Снегирев 1839, с. 7] — со ссылкою на: [Макаров 1838]).

Из 17 сообщений, в которых точно определяется цвет волос у русалок, 8 сообщений признают этот цвет зеленым, — «что твоя конопля» (§ 43, № 2); из них 4 свидетельства великорусские, 3 малорусские и 1 белорусское. Восемь же свидетельств признают волосы русалок русыми (в одном случае они названы: «красновато-светлые», в другом: «рыжие»); из них 5 свидетельств малорусских, 2 великорусских и 1 белорусское. Одиноко стоит малорусское свидетельство о белых волосах русалок (§ 43, № 15). Два свидетельства передают о своеобразном блеске русалочьих волос: у минских русалок волосы светятся в темноте (§ 43, № 10), у владимирских — от волос сыплются, при чесании их, блестки (§ 43, № 6).

Цвет волос может пролить нам некоторый свет на первоначальную природу русалок. Водяные божества у многих народов часто имеют зеленые волосы, в частности — травяные бороды. Растущая по берегам и на дне рек и озер зелень представляется как бы волосами водяного духа. Великорусский водяной имеет зеленоватые волосы, тогда как леший — рыжие [Зеленин, 2, с. 584]. И есть некоторое основание думать, что русые волосы русалок (этот цвет, кстати заметить, преобладает у малорусских русалок) свидетельствует о их первоначальном лесном (а не о речном) местожительстве.

Распущенные по плечам длинные волосы — одна из главных отличительных особенностей русалок. Отмеченная в Калужской губ. поговорка «растрепала волосы, как русалка» [Зеленин, 1, с. 263], распространена в великорусских губерниях широко17). В Костромской губ. русалки выходят на берег с растрепанными волосами, отчего простоволосую или нагую девку и женщину называют «русалкою» [Снегирев 1839, с. 12].

Мценская русалка «ростряпатая» [Будде 1904, с. 51], т. е. с распущенными волосами. И белорусские русалки «ходят раскудланые» [Крачковский 1874, с. 120], и там есть поговорка: «як русаўка разпусьцила валасы» [Federowski 1897, s. 76]. О малорусских русалках см. § 43, № 18, 12 и 15.

Эта особенность роднит русалок с ведьмами и с представительницами нечистой силы, которые также никогда не заплетают своих волос, а всегда распускают их по плечам. Но распущенные волосы могут быть и
________
17) Я слышал эту поговорку в Рыбинске и Петрограде.

—стр. 185—
простым признаком девичества. Есть основания предполагать, что у наших отдаленных предков девицы не заплетали своих волос. Теперь этот обычай соблюдается лишь в самые важные часы девичьей жизни: при венчанье, во время причащения, при трауре и в случае собственной смерти — в гробу.

В Волковыском у. Гродненской губ. отмечена примета: когда девица чешет волосы, то ей нужно сказать: «русаўка табе ў каноплях!» Тогда у нее будут волосы большие, как у русалки [Federowski 1897, s. 329].

http://www.upyr.net/blog/zelenin-1995

[Алишер]

Д. К. Зеленин "Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки." Продолжение

§ 46. Описание быта русалок, поскольку быт этот выясняется в наших источниках, начнем с одежды. По этому вопросу громадное большинство свидетельств ясно и определенно говорят, что русалки «одежды не имеют» (§ 43, № 4), «ходят голые, без обуви и без покрова на голове» (§ 43, № 1, 3 и др.).

Некоторые отмечают у русалок цветочные венки на головах (Чигиринский у. Киевской губ.) [Podbereski 1880, s. 6]; по другим, эти венки из осоки и древесных ветвей (§ 43, № 12).

У орловской русалки нет даже платочка или чего-либо подобного, чем отереть слезы: она «плачет, глаза волосами утирает» (§ 43, № 2).

Орловские русалки обнаруживают как бы неприязнь к одежде и у других: они, окружая встречных мужчин, рвут на них одежды, пока не сделают совершенно голыми (§ 43, № 1).

Имеются, однако же, сведения и об одетых русалках, и сведения эти относятся не только к северу, но и к югу. Русалки «ходят или совершенно нагие, прикрываясь зелеными листьями, или в белых развевающихся сорочках, без пояса» [Афанасьев 1869, с. 139]. В Павловске Воронежской губ. на Троицкой неделе ходят русалки с распущенными длинными волосами, в белых рубашках [Зеленин, 1, с. 367].

На севере русалки, по-видимому, ощущают иногда холод. По крайней мере, владимирские русалки приходят иногда греться в овины и бани (§ 43, № 6). Хотя обыкновенно эти владимирские русалки выходят на берег также нагими, но иногда их видят и в одежде, чаще всего в рваных сарафанах. Наконец, они иногда прядут в банях, чтобы напрясть себе ниток для одежды (§ 43, № 6).

В малорусских и белорусских русальных песнях поется, что русалки просят себе рубашек и намиток:

Сиділа русалка на білій березі,
Просила русалка в жіночок намітки;
«Жиночки, сестрички,

—стр. 186—

Дайте мені намітки,
Хочь не тоненькоі,
Аби біленькоі».

— Сиділа русалка на білій березі,
Просила русалка дівочок сорочки:
«Дівочки, сестрички,
Дайте мені сорочки,
Хочь не біленькоі,
Аби тоненькоі»
([Чубинский 1872, т. 3, с. 187];
ср.: [Иванов П. 1893, с. 73]).

У варот бярёза
Зилина стыяла,
Ветьтикым махала;
На той на бярёзи
Русалка сядела,
Рубахи просила:
— «Деўки, маладухи,
Дайтя мне рубахи:
Хуть худым-худеньку,
Дак бялым-бяленьку!»
([Добровольский 1903а, с. 197, 198];
ср.: [Добровольский, 1903, с. 474]).

Русалка у русалки
Рубашечки просить:
— «Русалка, сястрица,
Ты дай мне рубашку,
Хуть худую — альняную,
Касэя рукавы!»
[Добровольский 1903а, с. 198].

На Греной недели на кривой берези
Русалки сидели, на девок глядели:
«Девочки-сестрички, дайте нам споднички,
Молодички-лебедки, дайте нам наметки»
[Радченко 1888, с. 54].

—стр. 187—
Быть может, в ответ на эти самые просьбы русалок, им жертвуют кое-где холсты и платки: в некоторых селениях Воронежской губ. в Русальную неделю и в ночь под Ивана Купала (когда русалки очень опасны для человека) «крестьяне для смягчения злобы русалок развешивают им по лесам и прибрежным кустарникам холсты на рубашки» [А. С. 1861, с. 378].

«На Духовской неделе ходят в лесу женщины и дети нагие, при нечаянной встрече с которыми непременно нужно бросить платок или что-нибудь другое, даже рукав от платья оторвать, если в то время при себе ничего другого не будет; в противном же случае угрожает неизбежная смерть. Говорят, что один мужик, найдя в лесу нагих детей, хотел убить их, но едва успел он поднять руку, как его скорчило, и он на том же месте умер» ([Шейн, 1, ч. 1, с. 191] — Смоленская губ.)18).

Русалки бывают благодарны за такого рода приношения, доказательством чего может служить следующий рассказ из Белоруссии: собирая в лесу грибы, женщина увидела висящий на дереве большой кусок березовой коры, а на нем — спящего нагого младенца. Пожалев ребенка, она отвязала свой передник, прикрыла им спящего и отошла. Скоро ее нагнала русалка — нагая женщина с распущенными волосами — и прикоснулась к ее рукам со словами: «спор табе ў руки». С этого времени женщина начала так трудиться, что все удивлялись, откуда у нее берутся силы [Шейн, 3, с. 317].

Нередко также русалки крадут у крестьянок холсты и пряжу. О таких случаях, равно как и о мытье русалками белья, см. ниже в отделе о занятиях русалок (§ 47).

Одиноко стоит сообщение Федеровского, по которому белорусские русалки иногда бывают одеты в золотистые одежды, испускающие такой блеск, что его не может вынести ни одно человеческое око [Federowski 1897, s. 76]. В таком виде представляют кое-где в русском народе полудницу, а не русалку.

Наши сведения о пище русалок крайне скудны. Мы знаем только, что владимирская русалка в воде ела рыбу и рака (§ 43, № 6) и что жиздринские русалки «кормятся по чужим семействам, в особенности (там. — Д. З.) в тех, где является (бывает. — Д. З.) ссора между семейными за столом» [Харузин 1892, с. 213].

В Новоградволынском у. в русальский праздник «десятий понеділок», когда русалки «выходят на поверхность земли и наблюдают, почитает ли
_______
18) Из контекста ясно, что эти нагие — русалки.

—стр. 188—
народ их память», каждый хозяин кладет на межах полей по куску хлеба [Чубинский 1872, т. 3, с. 187], предназначая его, очевидно, русалкам.

Пинчуки прыгают через огонь в ночь под Купалу (в Купалу. — Д. З.) «в том убеждении, что русалки не будут нападать и приходить в течение года в сарай доить коров» [Булгаковский 1890, с. 179]. В Пинском же у. 23 июня вешают по хлевам крапиву, венки из освященных трав и т. п., чтобы русалки и ведьмы не отнимали молока у коров [Быковский 1868, с. 78]. А в Тамбовской губ. полевые русалки, подходя близко к дому, «обтачивают зерна на загоне» [Звонков 1889, с. 76]. Можно догадываться, что молоко и зерна нужны русалкам для питанья, хотя прямых свидетельств о том нет.

Согласно одному белорусскому свидетельству, русалки питаются одним паром от горячей пищи, т. е. точно так же, как питаются обыкновенные покойники. В Белоруссии известны случаи, когда русалка живет в доме за работницу; в таких случаях она не ест и не пьет, а питается только паром, выходящим из горшков20. Живет она в доме только до ближайшей Русальной недели, когда убегает в лес [Васильева 1879].

Что касается общественной жизни русалок, то она, по-видимому, высоко развита. Разумеем то обстоятельство, что русалки почти всегда показываются и действуют обществом, кучей, скопом (ср. § 43, № 1, 6, 7, 12, 14—21). В Козелецком у. Черниговской губ. на Зеленой неделе русалки бродят по житам большими шайками19).

Свидетельства о русалках, показывающихся в единственном числе или живущих одиноко, весьма редки (§ 43, № 2 и 5). Несколько чаще такие одинокие русалки встречаются на севере, под именем чертовок, шутовок и лешачих.

Есть основания полагать, что в большом обществе себе подобных показываются главным образом молодые русалки, девицы; тогда как одиноко живут русалки постарше, вдовы и замужние. Различие взято из действительной деревенской жизни, которую русалки как бы повторяют за гробом.

Несколько источников говорят нам о начальстве над русалками. Довольно широко распространено мнение о том, что водяные русалки находятся во власти водяного [А. С. 1861, с. 378], прислуживают ему [Харузин 1892, с. 213], а еще чаще сожительствуют с ним в качестве жен и наложниц.
_______
19) АГО, XLVI, 10 — сообщение Максимовича 1849 г.

—стр. 189—
Над русалками есть старший, который, сзывая их, трубит в трубу (§ 43, № 21). По одному калужскому свидетельству, русалки находятся во владении главного начальника злых духов, который, между прочим, варит их в котле, чтобы сделать каждую вечно юною красавицею (§ 43, № 3).

Один наш источник знает еще и выборную царицу русалок. «Старшая над ними (русалками. — Д. З.), носящая название царицы, выбирается ими, с согласия водяного, из их же среды. Без позволения царицы русалки не могут не только погубить, но даже испугать человека» ([А. С. 1861, с. 378] — Землянский у.).

И белорусские русалки живут в воде «в хрустальных домах под присмотром русальской царицы», только уже не выборной, а «обыкновенно поставляемой местным водяником» [Никифоровский 1907, с. 86].

Что касается семейных отношений, то русалки имеют мужей — водяных, леших, а также защекотанных ими мужчин (см. § 40 и 43, № 5, ср. № 3 и № 1; [А. С. 1861, с. 379]), имеют детей и кормят их грудью (§ 43, № 15). «Поверье относительно русалочьих детей, нагих, жалких, стонущих, весьма распространено» ([Добровольский 1908, с. 13] — Смоленская губ.). Одно сообщение упоминает о свадьбах у русалок.

Русалки близки к людям и видимы для людей не во все время года, а только в определенный срок летнего времени, главным образом в так называемую Русальную неделю (она же и Гряная неделя). В эту неделю русалки особенно опасны для людей. На эту неделю падают и главные русальские праздники, в частности Русальчин велик день, т. е. Пасха русалок.

По вопросу о Русальской неделе почти все наши источники согласны между собою. Но время выхода русалок на гулянье (по другим: на землю), а особенно время ухода их в разных местах определяются различно. Крайние сроки выхода: четверг Страстной и Светлой недели, ухода — осень. Но часто уход русалок связывают с концом Русальной недели, а иногда даже с освящением воды в Преполовение (§ 43, № 20). Эти разные сроки подробнее выяснятся для нас тогда, когда у нас будет речь об отношении русалок к людям (§ 47), а также о русальских обрядах (гл. 6). Здесь же мы укажем только на некоторые часы дня, которые имеют, по-видимому, особое значение в жизни русалок.

Некоторые из наших источников указывают на полдень и на полночь как на любимые часы русалок. Так, в Мценском у. Орловской губ. русалка «в полднях и в полночь» сидит во ржи и подстерегает: «кто попадет, вот и ее» [Будде 1904, с. 51].

—стр. 190—
Русалки топят купающихся в полдень ([Звонков 1889, с. 74] — Тамбовская губ.)20). Белорусские русалки в полдень и ночью зовут людей качаться на качелях (§ 43, № 8). В полночь выходят из воды смоленские русалки [Добровольский 1903, с. 474]21.

Согласно одному калужскому сообщению, русалки проводят часы полдня и полуночи с теми парнями, коих они успели заманить в свои сети в продолжение Русальской недели (§ 43, № 3).

В Борзнянском у. Черниговской губ. различают русалок — утренних, полуденниц и вечерниц ([Кибальчич 1876, с. 77, 78], подробностей нет).

Ряд свидетельств согласно сообщает еще, что русалки выходят на берега и показываются людям чаще всего при лунном свете (см. § 43, № 2, 12, 16 и 18). Одно сообщение утверждает, что они показываются еще и на заре (§ 43, № 12).

http://www.upyr.net/blog/zelenin-1995

[Алишер]

Д. К. Зеленин "Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки." Продолжение

§47. «Занятия русалок, — пишет один воронежский наблюдатель, — состоят в купании, в качаниях на ветвях дерев, в играх в летнюю ясную ночь на берегах, в плясках и пении» ([А. С. 1861, с. 378] — Землянский у.). Иными словами, русалки прежде всего и больше всего заняты развлеченьями. В этом согласны почти все наши источники.

При лунном сиянии русалки всплывают на поверхность воды или выплывают на берег, с хохотом плещутся водою, поют песни (§ 43, № 16 и 18). Валковские русалки «выходят на берег реки поиграть, порезвиться» (№ 20). Владимирские русалки на берегу «прогуливаются, разговаривают между собою, смеются, шутят» (№ 6). Мценские, Орловской губ., русалки водят хороводы, поют, хохочут (№ 1). И малорусские русалки также водят хороводы на берегу (№ 12). Витебские русалки, выпущенные в Русальную неделю на сушу, «кувыркаются, играют, ведут беговые игры, хороводы, пляшут, хохочут» [Никифоровский 1907, с. 86].

Приведенная в деревню белорусская русалка ничего не говорила, только плакала; а когда отпустили, тогда запела, заиграла и в лес (§ 43, № 7).

Минские русалки поют тоскливые песни, зло хохочут (§ 43, № 10).

Херсонские русалки хохочут, а также кричат: «Ух, ух! соломьяный дух. Мене мате спородыла, некрещену положыла» (§ 43, № 19).

Только одно белорусское свидетельство изображает русалку вечно молчащею [Federowski 1897, s. 76]21). Но это относится к местности,
_________
20) Мною это же поверье отмечено в Екатеринбургском у. Пермской губ.
21) Приведенными у Федеровского народными рассказами сообщение его о молчаливости русалок не подтверждается; напротив, в рассказе под № 222 русалка «начала говорить с девицей».

—стр. 191—
где русалок, по-видимому, смешивают с полудницами. Все же другие сообщения о русалках согласно приписывают им способность хохотать, петь, говорить; доступны русалкам и печальные звуки; между прочим; симбирская русалка «вдруг застонет да заохает жалобно-прежалобно». (§ 43, № 5). Белорусские русалки кричат: гу! гу! уу-гу! гутата-гуляля! (§ 43, № 7), ре-ли, ре-ли! гутыньки! ([Добровольский 1908, с. 12] — Смоленская губ.), кума! кума! (№ 11), малорусские — ку-ку! (§ 43, № 12), а также мяукают кошкой (№ 15). Все вообще русалки говорят (№ 43, № 1, 9, 12, 15, 19, 21).

Пение русалок некоторые из наших источников называют очаровательным и даже приписывают ему чудесную способность: услышавший это пение непременно подойдет к певицам (§ 43, № 16, с. 138); по другому сообщению, когда поют русалки, то даже море перестает волноваться, а человек может заслушаться его навеки [Чубинский 1872, т. 1, с. 209]; но это последнее сообщение относится к сиренам22.

Белорусские русалки водят хоровод вокруг сосны. «Во тут, вокруг сосны трава ня росте́: ето тут русалки скакали! Танчуть, каа, кружка, за руки побравши. И так корогод зделають больший кружка́ сосны́» [Романов 1891, с. 140]. Танцуя, черниговские русалки «играют на языке», т. е. музыку для пляски выигрывают языком (§ 43, № 21).

По малорусским народным поверьям, русалки любят звук с опилки. «Галицкие горцы говорят, что майки (русалки) иногда берут на свои игрища овчарей, чтобы им играли на сопилке; так, одного овчаря нашли сидевшим на камне, причем под ногами его камень был пробит по косточку от битья меры» [Сумцов 1890, с. 157].

Любят также русалки хлопать в ладоши, рукоплескать (§ 43, № 12). По Снегиреву, в Клечальную субботу, накануне Троицына дня, «русалки, по мнению малороссиян, начинают бегать по ржи и хлопать в ладоши, приговаривая: „Бух! бух! соломенный дух! мене мати породила, некрещену положила...“ На Русальной неделе в Малороссии никто не осмеливается купаться в реке и хлопать в ладоши» [Снегирев 1839, с. 7, 8]. Мценские русалки бросились к молодому человеку «с хохотом и рукоплесканиями» (§ 43, № 1). Астраханская лобаста «захохотала и в ладоши ударила» (§ 45).

Здесь кстати будет заметить, что этим своим рукоплесканьем, так же как и своим хохотом, русалки напоминают лешего. Леший также «пугает людей криком и рукоплесканием» [Ефименко 1877, с. 188]. «Обманув человека, леший хлопает в ладоши и громко смеется» [Ефименко 1877, с. 164].

—стр. 192—
Качанье на древесных, особливо на березовых, ветвях — любимое времяпрепровождение русалок (§ 43, № 2, 9 и др.; § 44). И в белорусской песне поется:

На белой березе
Русалки сидели,
Суки вязали.
Да на тых суках
Русалки гутали22).

Качаясь на ветвях, русалки «чистым и нежным голосом альта зовут подруг: „кума, кума! приходи!“» (Мценский у. Орловской губ., § 43, № 1).

Есть известия, что русалки делают на древесных ветвях особые качели (рели) для качанья и кличут молодежь словами: «Ходите к нам на рели качаться» [Снегирев 1839, с. 8]. В Бобруйском у. «ночью русалки делают на деревьях качели и качаются на них, подстерегая жертву» [Шейн, 1, ч. 1, с. 197; см. также § 43, № 8].

Белорусские же русалки, на Граной неделе, качались на березах, между прочим, и таким образом: взлезет на березу, привяжется волосами за сучок, потом опустится и качается на волосах, с криком: уу-гу! уу-гу! (см. § 43, № 7; ср.: [Добровольский 1908, с. 12].)

Утром русалки в кустах «качаются» (катаются) по густой и высокой траве (§ 43, № 1 и 12).

Из особых русалочьих игор источники наши указывают на следующие: пинские русалки катают яйца во ржи в Навский велик день [Булгаковский 1890, с. 190]. Херсонские русалки играют пылью на дороге (§ 43, № 19).

В Русальскую неделю русалки «празднуют свои свадьбы» (Калужская губ. § 43, № 3).

Кроме развлечений русалки заняты еще заботой о собственной наружности, заняты своим «туалетом», как он у них ни прост (§ 46). Любимое занятие русалок — расчесыванье своих длинных и густых волос (§ 43, № 6, 12, 20 и др.), для чего русалки пользуются часто и особым орудием — гребнем. В Костромской губ. русалки выходят на берег с растрепанными волосами и чешут голову гребнем [Снегирев 1839, с. 12]. Стоя по пояс в воде, владимирские русалки чешут гребенкой волосы, чаще спереди назад:
_________
22) АГО, XLVI, 4 — сообщение Есикорского из г. Погара Черниговской губ. Гутали — означает: качались.

—стр. 193—
от волос сыплются иногда блестки, падающие назад; моют лицо руками, прихорашиваются перед зеркалом (§ 43, № 6). Симбирская русалка «все моет голову да расчесывает свои косы» (§ 43, № 5).

По одному сообщению, русалок заставляет расчесывать свои волосы также и тяжесть заключающегося в их волосах громадного количества воды [Никифоровский 1907, с. 86].

В заботах о своем туалете русалки плетут венки и украшают ими свои головы (§ 43, № 10; ср. § 46). Владимирские русалки приходят мыться и париться в деревенские бани (§ 43, № 6).

По одному свидетельству, минские русалки будто бы также заплетают на берегу свои светящиеся в темноте волосы (§ 43, № 10); но это противоречит общеизвестной истине, что у русалок волосы всегда распущены по плечам.

Из какого вещества сделан гребень русалок, об этом наши источники молчат. Но гребень забайкальской водяной «чертовки» (вполне сходной с русалкою) золотой или медный и «имеет магическую силу» (§ 40). Огромный гребень вологодской «лешачихи» будто бы железный (§ 40); но тут, конечно, недоразумение: всякая нечистая сила не любит железа и даже боится его.

Во всех прочих своих занятиях русалки входят в те или иные сношения с людьми. Так, уже при своих занятиях хозяйством они пользуются разными вещами, похищенными у людей.

Эти хозяйственные занятия русалок несложны. Занимаются они прежде всего мойкою своего белья, которого у них так немного. Владимирские русалки моют и колотят свое белье вальком на реке (§ 43, № 6), т. е. пользуются обычным деревенским способом мойки. По Афанасьеву, они «расстилают возле источников холсты и полотна или, подобно прачкам, моют их в ключевой воде» [Афанасьев 1869, с. 139].

Афанасьев же сообщает: о русалках (Киевской губ.) рассказывают, что они любят прясть [там же]. Владимирские русалки также пытаются прясть ночью в банях, где крестьянские женщины часто оставляют готовые мочки на гребнях, «но, очевидно, не все из них (русалок) еще обучены этому искусству: другая только обсосулит мочку на гребне да обслюнит».

Чаще, однако же, русалки не сами прядут нитки для себя, а похищают пряжу «у поселянок, которые ложатся спать без молитвы» ([Снегирев 1839, с. 7] — со ссылкою на: [Макаров 1838]). Об этом же сообщают и из Калужской губ. (§ 43, № 3), и из Белоруссии [Шейн, 1, ч. 1, с. 197]. Эту краденую пряжу русалки разматывают, сидя на сучьях дерев ([Шейн, 1, ч. 1, с. 197; Снегирев 1839, с. 7]; выше § 43, № 3 и др.).

—стр. 194—
Русалки «похищают у заснувших без молитвы женщин нитки, холсты и полотна, разостланные на траве для беленья; украденную пряжу, качаясь на древесных ветвях, разматывают и подпевают себе под нос хвастливые песни» [Максимов 1903, с. 102].

Здесь мы находим объяснение народной приметы, в силу которой «по Сошествии Св. Духа целую неделю не белят полотна» ([Зеленин, 1, с. 447] — Гродненская губ.), т. е. на Русальской неделе, когда русалки так проказят, не расстилают на траву холсты для беленья. В Курской губ. нельзя холсты белить, т. е. расстилать на солнышке, в среду после дня Сошествия Св. Духа: буря унесет, почему и день этот называют: «бураломы»; уносит же буря разостланные холсты прежде всего к глубокому пруду [Машкин 1902, с. 100].

Когда рожь цветет, то русалка стережет, чтобы никто не ломал колосьев, не обтрясал цвета; а если кого словит, то до тех пор щекочет, пока тот не умрет у нее в руках ([Federowski 1897, s. 76] — Волковыский у. Гродненской губ.). Здесь, по-видимому, смешение русалки с полудницею, однако же какая-то связь русалок с цветущею рожью вне всякого сомнения. И в Малороссии празднующие в честь русалок десятый понедельник после Пасхи «надеются, что русалки берегут их поля от всякой беды»23 [Чубинский 1872, т. 3, с. 186].

Чаще же, однако, русалки не берегут посевы, а портят их. И в песне при проводах русалок поется:

Правадили русалочки, правадили,
Щоб ваны да нас не хадыли,
Да нашего житечка не ламили,
Да наших дивачек не лавили
[Богуславский 1855, с. 174].

Очевидно, бродя по полям, русалки «ломают жито».

В Тамбовской губ. полевые русалки иногда «подходят близко к дому, портят овощи, обтачивают зерна на загоне»; тогда с ними отчаянную войну ведет домовой [Звонков 1889, с. 76].

Будто бы также «обычай караулить солнце (т. е. проводить в поле ночь под Петров день) первоначально был установлен с целью отогнать от села русалок, которые в Петров день злыми шалостями причиняли немало вреда посевам» [Максимов 1903, с. 479].

Из белорусской троицкой песни:

«Русалочка, Наталочка!
Где твоя дочка Ульяночка?»

—стр. 195—

— «В огороде чабор по́ле,
Чабор поле и перебирае»
[Шейн, 3, с. 317]

как будто следует, что русалки работают в огородах. Но смысл этой редкой песни не вполне ясен; быть может, она выражает только пожелание помощи от русалок девицам в их огородных работах.

По одному свидетельству, в руках у русалок находятся толкачи, т. е. песты от ступ; но для какой именно цели служит у них эта хозяйственная принадлежность, сведений о том нет. «Необходимая принадлежность русалок — это, по мнению пинчуков и малоросов, товкач (толкач)... Нагие, с своими толкачами, они пляшут во ржи и поют» ([Шейн, 1, ч. 1, с. 196] — Пинский у.)24.

Дальнейшие занятия русалок заключаются уже в нанесении прямого вреда людям. Прежде всего, русалки пугают людей, и это обстоятельство особенно любопытно для нас потому, что то же самое делают и заложные покойники (§ 8).

Старобельские русалки пугали людей своим криком в лесах, особенно в неделю перед Троицей (Харьковская губ., § 43, № 15).

«Русалок спрежда много було по лясо́х. Мы, бувало, и коняй не водили на Разгары — ў поняделок посли заговен на пятровку, на Граной нядели, значитца: русалки дужо пугали» [Романов 1891, с. 140].

Пугала людей вечером и симбирская русалка-утопленница (§ 43).

Начиная с «Русальского заговенья» (т. е. заговенья на Петров пост) русалки перестают вылезать из воды и пугать проходящих людей, уходят в глубь озер и рек [Поляков 1881, с. 3].

В Павловске Воронежской губ. «на Троицкой неделе ходят русалки с распущенными длинными волосами, в белых рубашках, и пугают людей; кого пугали, с теми случалась лихорадка» [Зеленин, 1, с. 367].

В купальскую (24 июня) ночь «ни один крестьянин не поведет лошадей на ночлег: там что-то невыразимо страшное пугает коней и людей. Русалки гоняются за людьми, с трудом перелезая в поле через межи, словно люди через „сгороду“, почему и убегать от них нужно не вдоль резок, а поперек их» [Петропавловский 1908, с. 163].

«Спасшийся от русалок, даже видевший или слышавший их издали не всегда остается безнаказанным. Так, иной приобретает привычку беспричинно и неудержимо хохотать; иной кривляется, точно развинченный, во время походки, гримасничает; у иного поражается то или другое чувство, преимущественно слух» [Никифоровский 1907, с. 87].

—стр. 196—
Русалки топят людей в воде, особенно в полдень. В Костромской губ. русалки «иногда схватывают купающихся и утаскивают их в свое логовище, где замучивают их до смерти» [Снегирев 1839, с. 12]. Русалки «топят подобных себе (т. е. тоскующих от неудачной любви. — Д. З.) людей» ([Зеленин, 2, с. 948] — Оренбургская губ.).

В полдень нельзя купаться: «русалушка ноги заплетет и утащит в воду» (Екатеринбургский у. Пермской губ.)23). В полдень же затаскивает в воду утопленников русалка и в Тамбовской губ. [Звонков 1889, с. 74].

На Троице женщины и девушки не решаются купаться и ходить на луг: русалки «утащат их в реку или (и. — Д. З.) закачают до смерти» [Иванов В. 1898, с. 573]. О таких же случаях см. в § 43, № 12, 13 и 18.

«Пока русалки не выйдут из воды, т. е. до Русальной недели, считается опасным купаться, потому что или болезнь какая-нибудь приключится, или русалки к себе затащат в глубь реки и утопят» [Богданович 1895, с. 77].

«В Русальскую неделю (8-ю по Пасхе), а также в ночь под Ивана Купала (24 июня) русалки делаются очень опасны для человека; в это время они стараются очаровать его и, защекотав, унести в свое водяное жилище. Во многих местах Воронежской губ. народ не купается в продолжение Русальской недели, боясь сделаться жертвою русалок» [А. С. 1861, с. 378, 379].

Русалки убивают встретившихся им людей различными способами:

Подольские мавки «отрезывают встретившемуся голову» (§ 43, № 16). «На Украйне приписывают русалкам еще следующее восклицание: „дайте мени волосинку заризати дитинку“» [Афанасьев 1869, с. 309].
Если русалка догонит человека, то она ему глаза переставит назад и голову перевернет (§ 43, № 8).
В старину в Белоруссии, если пойдет человек в лес один, «дак яна (русалка) попадзе, да возьмя за хохольчик топорища, што за обушком, да як почане́ бить, як почане бить, — дак у пух собъе чаловека... Страху задае» [Романов 1891, с. 140].

Безобразные старые русалки «не терпят особливо малых детей и подростков, которые вырвались из дому без ведома родителей»: напав на таких детей, они тотчас их убивают [Народный быт, 1859, с. 76—78].

По одному сообщению, у русалок имеются на этот случай ножи. В Троицу родители не отпускают своих детей в поля, говоря: «ня йдзице,
_________
23) По моим собственным записям в с. Метлине.

—стр. 197—
дзетки <...> у жите ходят раскудланые русавки с велизными25 ножами, то вани вас парежуць» ([Крачковский 1874, с. 120] — Нарва, Белостоцкий у. Гродненской губ.).

Одно сообщение приписывает северновеликорусским безобразным русалкам большой железный крючок, которым они ловят прохожих [Грушевский 1860, с. 141]. Но это сообщение вообще сомнительное (ср. § 45); к тому же железных предметов нечистая сила не любит и боится их.

По сообщению Н. Никифоровского, в белорусских болотах живут одиноко старые и безобразные русалки «с клюками в руках» [Никифоровский 1907, с. 89]. Для какой цели служат эти «клюки», не сказано. Не исключена возможность, что это безобидные костыли, коими подпираются дряхлые русалки при ходьбе.

Русалки в виде птиц клюют мужика, приехавшего в лес за дровами в четверг на Троицкой неделе; мужик этот стал потом хворать и скоро умер [Иванов П. 1893, с. 71, 72].

Однако чаще всего русалки замучивают людей щекоткой: напав на человека сзади (в чем явное сходство с упырем), щекотят его под мышками (подобно лешему) до тех пор, пока человек от хохота не умрет.

«Она шолохчет, русавка: кызикает руками, как мы промеж себя; а уж у той не вырвешься: до смерти, говорят, закызикает» ([Будде 1904, с. 51] — Мценский у. Орловской губ.)26.

«Защекотать она его (плотника Гаврилу) хотела: это ихнее дело, этих русалок-то» (Орловская губ., § 43, № 2). «По верованью калужских полехов, русалки на Духовской неделе бегают во ржи и качаются на деревьях, щекотят почти до смерти того, кто к ним попадется» [Зеленин, 1, с. 577].

«Русалки на Троицкой неделе, по мнению простолюдина (Нижнедевицкого у. Воронежской губ.), купаются в реках, качаются на деревьях, бегают по полю, ловят людей и щекочут, если поймают, до тех пор, пока человек не умрет от принужденного (хохота. — Д. З.) смеха» [Малыхин 1853, с. 216].

«Як жито расуе (рожь цветет. — Д. З.), то у жыци есть неяка русаўка, што пилнуе, каб нихто каласўоў ни ламау, расы́ (цвета. — Д. З.) ни абтраса́ў, а як каго́ зловиць, то пату́ль казыча, по́ки (пока. — Д. З.) умре́ ў ее́ рука́х» ([Federowski 1897, s. 76] — Волковыский у. Гродненской губ.). «А коли злучитца, дак чаловека (русалки) и защакотят. Потуль, каа, будуть щакотить, покуль чаловек за́йдетца уже со́ смеху...» [Романов 1891, с. 140].

—стр. 198—
Когда из числа испуганных русалкою всадников одна девушка упала с коня, «дык яна (русалка) на яе наскочила, накрыж разгарнула (крестом распростерла) и зашлокотала. Назаўтраго и знашли ме́ртвую» [там же].

Юриновцы (Новгород-Северский у.) верят, что «если русалки поймают человека, то защекочут его до смерти» [Богуславский 1855, с. 174].

Малорусские русалки также защекочивают до смерти женщин и мужчин и увлекают в реку (§ 43, № 12, ср. 13).

В четверг после Троицы не работают и не купаются: русалки втащат в воду и защекотят до смерти (§ 43, № 18). В четверг на Троицкой неделе «не ходят в поле и не купаются из боязни, чтобы не встретить русалку, которая может защекотать человека до смерти» [Иванов В. 1898, с. 936]. Валковские (Харьковской губ.) жители с четверга светлой седмицы до Преполовения (в это время русалки гуляют) «боятся купаться и ходить в лес, в том убеждении, что их может залоскотать русалка в смерть» (§ 43, № 20).

«Неможна купатьця дивчатам на Зелены святкы, бо як пийде котора, та еще не визме в собою в руку полыню, то ии непреминно залоскочут русалкы» ([Чубинский 1872, т. 1, с. 207] — Переяславский у. Полтавской губ.). «Лоскотухи <...> являются на полях и до смерти залоскочуют попадающихся навстречу дивчат и парубков» ([там же, т. 3, с. 187] — Староконстантиновский у.).

Купянские русалки «нападают в лесах и в полях на неопытных девушек и парней, не имеющих при себе любистка и полыни, а также нападают и на своих матерей, особливо тогда, когда те не поминают их в субботу накануне Троицы; напав, лоскочат их до смерти» (Харьковская губ., § 43, № 14). Седлецкие русалки «если кого поймают, то начнут щекотать до тех пор, пока не защекочут до смерти» (§ 43, № 17). «Всю Троицыну неделю русалки нападают на человека, чтобы защекотать его» [Чернявская 1893, с. 98].

Только северновеликорусские русалки не принадлежат, по-видимому, к любительницам щекотки. По крайней мере, наши источники молчат о том. Правда, одиноко живущие русалки — которых на севере, по-видимому, больше, чем групповых, — и на юго-западе не щекотуньи; но владимирские русалки показываются иногда, и не в единственном числе, а кучками, однако никого, по-видимому, не щекотят. Даже симбирская русалка, далеко еще не старая, утопившаяся красивая вдова Марина, никого не щекотит (§ 43, № 5). И пример ее ярко говорит о том, что поведение русалки зависит также и от ее нрава при жизни: влюбленная Марина не может забыть своего милого и за гробом, тоскуя все время.
—стр. 199—
Чтобы заманить к себе неопытного человека и потом защекотать его, русалки пользуются разными уловками: они зовут к себе человека, часто называя его по имени, приглашают к себе качаться на качелях, увлекают любезничаньем и красотою, очаровывают пеньем, обманывают путников огнями и даже заманивают калачами, загадывают загадки и не отгадавших защекочивают. «Хитрые, они, сидя на ветвях берез, зазывают неопытных людей, перекликаясь между собою сладкозвучными голосами: „Катерина, Марина, ходи гутота́ться!“» [Петропавловский 1908, с. 163].

Орловская русалка рукой зовет к себе плотника Гаврилу (§ 43, № 2). Заманивая к себе простодушных, чтобы защекотать до смерти, белорусская русалка зовет его по имени, нарочно перечисляя все употребительные мужские имена. Пока человек не откликнется, русалка ничего с ним не поделает (§ 43, № 9).

После Русальной недели «русалки качаются на гибких ветвях деревьев, подзывая прохожих: „человек! человек! ходи колыхаться!“ А если кто сдуру подойдет к ним близко, то они защекочут его до смерти» [Богданович 1895, с. 77]. «Ходите к нам на рели качаться», — кричат на Зеленой неделе русалки в лесах [Снегирев 1839, с. 8].

Подольские мавки, или лоскотницы, сначала «привлекают внимание встретившегося своею красотою, заводят затем с ним разговор, любезничают и, наконец, свою жертву, увлекшуюся сердечными порывами, защекочивают до смерти» (§ 43, № 16).

«В Русальную неделю (восьмую по Пасхе) русалки выпускаются на сушу...» Они «кувыркаются, играют, ведут беговые игры, хороводы, пляшут, хохочут и приманчивыми движениями зовут к себе случайного зрителя. Если он поддастся зову и подойдет к русалкам, или же остановится в оцепенении, они скопом обступают жертву, жмут ее в объятиях, щекочут до смерти, причем, слыша веселый хохот и песни, никто не подает помощи, не решится подозревать опасность там, где идет игривое веселье молодежи» [Никифоровский 1907, с. 86, 87].

«Еднаго́ разу, дзеўчы́на палола пшаницу, аж приходзиць да ее́ казытка, зачала́ зь ею гавары́цъ, памагала пшаницу пало́цъ, а потым каже: „Адпачыньмо трохи“. Пасели, казытка да ее́ прытулиласе и дава́й ее́ казыта́ць, и заказытала ее́ на сме́рць» ([Federowski 1897, s. 76] — Сокольский у. Гродненской губ.).

Немногие из наших источников приписывают пению русалок такое же значение, какое имело пение древнегреческих сирен.

Пение остерских (Черниговской губ.) русалок чудное и очаровательное: услышавший его непременно подойдет к ним, а они, заметив
—стр. 200—
пришедшего, немедленно защекочивают его до смерти (§ 43, № 16). Пение воронежских русалок «имеет силу до того очаровывать человека, что он может слушать его несколько лет, не сходя с места» ([А. С. 1861, с. 378] — Землянский у.).
И минские русалки, по одному известию, увлекают «неотразимой силой печальной песни» (§ 43, № 10).

Суеверные поселяне в южной России утверждают, «что огни, видимые ночью на немногих древних курганах по северным берегам Черного моря, разводятся днепровскими русалками для того, чтобы приветливым блеском заманить странников к крутизне и низвергнуть их в пучины днепровские» ([Снегирев 1839, с. 7] — со ссылкою на «Одесский альманах», 1831 г.).

Минские русалки заманивают смельчаков «игрой бесчисленных огней», движущимися огоньками (это, по-видимому, светятся в темноте их волосы). Зашедший к ним «безвозвратно погибнет в болотной трясине или в глубине темных вод», при злом хохоте жестоких русалок (§ 43, № 10).

О заманиванье детей калачами и другими сластями говорит только одно сообщение, по коему русалки «в лесу сидят под деревом с корзинками в руках, в которых носят ягоды, орехи, бублики, калачи, и этим заманивают к себе маленьких ребят и защекочивают, а потом и радуются» (Тульская губ., § 43, № 4).

В песнях поется, что русалка загадывает девице три загадки и неотгадавшую защекочивает:

Ой біжить, біжить мала дівчина,
А за ею да русалочка:
— «Ты послухай мене, красна панночко,
Загадаю тобі три загадочки,
Як угадаеш — до батька пущу,
Не угадайеш — до себе возьму...»
— Панночка загадочек не вгадала.
Русалочка панночку залоскотала
[Чубинский 1872, т. 3, с. 190;
Снегирев 1839, с. 8].

И. М. Снегиреву эта «старинная песня» дает основание сделать такой вывод: «русалки представляются чародейками и гадательницами» [Снегирев 1839, с. 8].

—стр. 201—
Несколько свидетельств говорят нам о том, что русалки щекотят людей не руками, а своими длинными грудями. Так делает и безобразная лобаста Терской области (§ 45). «Крестьяне-белорусы Гродненского у. Лашанской вол. верят, что если во время цветения ржи русалке попадается человек во ржах, то его непременно заказычиць (защекочет) руками и цыцками до смерти — и сама засмеется» [Шейн, 3, с. 317].

По одному белорусскому свидетельству, груди русалок железные шиловатые; но это, по-видимому, новейшее толкование, явившееся тогда, когда русалками стали пугать детей27. «Не идзи́ ў жыто, бо русаўка заказычя!» — А чы́м ена́, мамачко, заказычя? — «Ля, ў ее́ цыцки жялезные шылаватые, то ими дзеци на сме́рць заказы́твае» ([Federowski 1897, s. 76] — Волковыский у. Гродненской губ.).

Стремленье и привычка щекотать людей считаются настолько характерными для русалок, что от этого своего свойства русалки получили два своих названия: малорусское лоскотуха (или лоскотовка и т. п.) и белорусское казытка (§ 40). Оба эти названья означают собственно: «щекочущая, щекотунья».

Это свойство русалок (так же, как и их громкий хохот и рукоплесканья) сближает их с лешими, с теми лешими, женами коих иногда бывают русалки (§ 40). Лешие также замучивают людей щекотаньем, вследствие чего кое-где зовутся щекотунами [Зеленин, 1, с. 59; 2, с. 794].

Бессарабские малорусы представляют себе это защекотывание русалками в особенном и едва ли не древнейшем виде. У них существует такое поверье: к празднику Сошествия Св. Духа жители села Ставучан приготовляют водку, настоенную на полыни; она предохраняет человека от той нечистой силы, которая в эти дни празднует свадьбу в поднимающихся вихрях; черт, налетевший в вихре на человека, не обезопасившего себя полынью, может схватить и унести его в воздушное пространство. Во время такого воздушного путешествия схваченная жертва подвергается щипанью, лоскотам, так что редко остается живой. Полынь и любисток от таких случаев носят за поясом или у застежки сорочки [Кульчицкий 1873, № 10, с. 433]. Здесь, как видим, имя русалки не упоминается, но близость времени, полное тожество оберегов и эти «лоскоты» заставляют предполагать, что тут имеются в виду именно русалки. Для сопоставления заметим еще, что и один класс заложных покойников - мужчин, а именно проклятые своими родителями, иногда гуляют «по свету то вихрем, то бурею» [Иванов П. 1889, с. 49].

По некоторым сведениям русалки также щиплют и кусают или же трясут и топчут людей.
—стр. 202—
«Кто в Сухой четверток или в среду или в понедельник после Зеленой недели работает, на того русалки нападают въяве или во сне и мучают, именно лоскочат (щекочут), щиплют и кусают, водят в житах, болотах и заставляют с собою танцевать. Если между русалками случится родственник того, кто работал в заповедные дни, то он защищает виновного и не позволяет всем над ним издеваться» (§ 43, № 21).

«В Данковском у. Рязанской губ. детей очень часто пугают русалками, вследствие чего они их очень боятся и твердо верят, что русалка, поймав „дитю“, может затрясти и затоптать его до смерти» [Семенова 1890/1891, с. 202]. Наконец, русалки иногда кидают в людей камнями [Булгаковский 1890, с. 190].

«Кроме враждебных нападений, при которых беспощадно преследуются люди всех возрастов, известны еще заигрыванья русалок, преимущественно тех, кои при земной жизни не знали людей, как, например, младенцы. Эти заигрыванья, менее враждебные и не столь опасные, больше всего приходятся на молодых мужчин, особенно парней, сношение с которыми не только ново, но и заманчиво для русалок. Тут русалка подхватывает какой-нибудь его предмет — одежду, обувь, рыболовный снаряд, и, готовясь затопить его, тем заставляет владельца бросаться без разбору за поимкою предмета, сама же незримо подталкивает предмет все дальше и дальше, в опасное место, куда, конечно, увлекает и хозяина. Много приходится терпеть от заигрываний русалок молодым рыболовам: строгивая лесы, снуры, русалки обманывают удильщиков фальшивым клевом; у остальных они выворачивают сети, набивают их тиною и травою, вырывают весло, шест или качают рыболовное судно, чтобы переворотить его вместе с рыбаком» [Никифоровский 1907, с. 88].

Согласно одному мценскому (Орловской губ.) сообщению, русалки и щекотят молодых людей не для того, чтобы умертвить их, а просто заигрывая с ними — «чтобы щекотанием расположить его к хохоту и веселью»; а когда с молодым человеком сделается дурно от хохота, то русалки любовно ухаживают за ним. Мценские русалки «мужчин с хохотом окружают, рвут одежды, пока совершенно не сделают голыми, потом сзади хватают под мышки, щекотанием приводят их в хохот и щекочат до тех пор, пока они не падают в обморок. Тогда, осыпая их поцелуями, берут на руки и невидимками приносят в дом и полагают на их постели, а женатого — к жене под бок» (§ 43, № 1).

Калужское сообщение гласит: в продолжение Русальной недели русалки «стараются заманить в свои сети парней, с которыми потом и проводят часы полудня и полуночи» (§ 43, № 3).

—стр. 203—
В Воронежской губ. «народное поверье допускает любовь между людьми и русалками, о чем существует много поэтических рассказов; замечательна повторяющаяся почти в каждом из них следующая мысль: русалка, защекотав человека, уносит его в свое жилище, где он оживает и по времени делается ее мужем, окруженный невообразимою роскошью, он начинает там жизнь новую — непонятную для живущих на земле людей; пользуясь всевозможным довольством, человек бывает ограничен лишь в одном: не может ни на мгновение оставить водяного царства» [А. С. 1861, с. 379].

Однако же и такое заигрывание русалок с молодыми людьми опасно для этих последних. Уральская шутовка «к одному холостому парню прикачнулась и осетовала его» [Железное 1888, с. 292], после чего этот парень сделался грустным и болезненным.

«Да не я одна убиваться буду: убивайся же и ты до конца дней!» — сказала русалка в лесу плотнику Гавриле, и он после этого сделался невеселым и молчаливым (§ 43, № 2). Человек, который приблизился к русалке, говоря: «это моя девка пришла, я ее просил прийти», — скоро умер (§ 43, № 11).

Прельщая мужчин, русалки «ненавидят женщин» (§ 43, № 3). Девиц и молодых женщин русалки не любят и, когда увидят какую в лесу, нападают на нее, срывают одежду и ветвями прогоняют из леса (§ 43, № 1).

«Стариков и старух русалки тоже не любят и прячутся; им доводится слышать только голоса русалок и видеть, как ветви колеблются под ними, когда они качаются» (§ 43, № 1).

Здесь же отметим, что русалки любят шутить с людьми еще и иным образом, как бы играя в прятки. (См. § 43, № 20, и § 39: о заложной покойнице.) Это обстоятельство любопытно для нас главным образом тем, что шутки с людьми допускают также и заложные покойники-мужчины (§ 8, с. 17).

Вот еще шутки русалок: в ночь на Ивана Купала повели парни на ночлег лошадей, разложили огонь, начали греться; вспомнили, что в эту ночь ходят русалки, и вырезали себе по хорошей дубине. Только что уселись вокруг огня, как невдалеке от себя увидели приближающуюся нагую женщину: это была русалка. Подойдя к огню, она остановилась, посмотрела на парней и ушла к реке; окунулась в реке, пришла опять к парням, стала на костер, затушила огонь и ушла. Парни опять развели огонь. Русалка вновь окунулась в реке и, придя, снова затушила огонь. Когда также явилась в третий раз, парни встретили ее дубинами, и русалка ушла [Шейн, 3, с. 320].

—стр. 204—
Русалки вообще всячески вредят людям. «Когда русалки плещутся в воде и играют с бегущими волнами или прыгают на мельничные колеса и вертятся вместе с ними, то все-таки не забывают спутывать у рыбаков сети, а у мельников портить жернова и плотины» [Максимов 1903, с. 102]. «От нечего делать русалки подшучивают над рыбаками: скручивают их сети, вытаскивают норота на берег, в неводах выворачивают матню» ([Добровольский 1908, с. 12] — Смоленская губ.). Симбирская русалка, вместе с водяным, опрокидывает лодки (§ 43, № 5).

В Купянском у. Харьковской губ. «сохранилось поверье, что в четверг не годытця сиривцю (хлебного квасу) варюваты: русалка в ему купатця буде» [Иванов П. 1893, с. 70], — т. е. испоганит квас.

Валковские русалки «являются часто в дома в виде старой женщины и делают пакость живым» (§ 43, № 20).

Великорусы села Гагина Сергачского у. «русалок <...> представляют себе женщинами, которые иногда покидают свое обычное местопребывание — реку — и посещают некоторые дома и своим присутствием поселяют в семье раздоры» [Можаровский 1893; Харузин 1892, с. 213]24).

При нанесении людям вреда русалки пользуются иногда какими-то таинственными, колдовскими силами, делая многое такое, что недоступно силам обыкновенного человека.

Никифоровский сообщает, что если русалка, заигрывая с молодым рыболовом, топит у него какую-либо вещь и если при этом рыбаку удается отстоять и спасти топимое, то эта вещь все равно, рано или поздно, у него потеряется, или же ее украдут [Никифоровский 1907, с. 88].

Орловский плотник Гаврила заплутался в лесу не без влияния русалки: по крайней мере, когда русалка исчезла, ему вдруг стало ясно, как выйти из лесу (§ 43, № 2).

Русалки, подобно ведьмам, отнимают молоко у коров (см. § 45), портят скотину. В Малороссии, «в четверг на Зеленой неделе, девушки и даже женщины, боясь прогневить русалок, чтобы они не испортили скотины, не работают, называя этот четверг „Велик день русалок“» [Снегирев 1839, с. 8, 9].

«Иногда и в пропаже скотины бывают виноваты русалки. Погадают деды и скажут, что для того, чтобы отыскать пропавшую скотину, нужно положить относ русалкам». Лапти, онучи из новой женской рубахи, хлеб и соль в чистой тряпке кладут на дерево в лесу, говоря:
_________
24) Жиздринские русалки кормятся по чужим домам, где семейные ссорятся за обедом.

—стр. 205—

Прошу вас, русалки,
Мой дар примите,
А скотинку возвратите!
[Добровольский 1908, с. 15].

«В честь русалок устраиваются особые праздники, как, например, Семик, Купало и др. В эти дни, особенно в Семик, не должно работать, и кто нарушит это требование древнего обычая, в доме того хозяина русалки непременно передавят всю скотину» ([Шейн, 1, ч. 1, с. 197] — Новогрудский у. Минской губ.).

Некоторые из наших свидетельств приписывают русалкам даже силу оказывать то или иное влияние на природу — на посевы и траву. Будто бы «где они (русалки. — Д. З.) бегали и резвились, там трава растет гуще и зеленее, там и хлеб родится обильнее» [Максимов 1903, с. 102]. То же и у Афанасьева [Афанасьев 1869, с. 145]. Свидетельство это, почти единичное, мы должны признать несколько сомнительным, хотя бы по одному тому, что в Белоруссии отмечено совершенно противоположное поверье: там, где русалки водили хоровод кругом сосны, трава совсем не растет [Романов 1891, с. 140].

Десятый (после Пасхи) понедельник празднуется в честь русалок. Если кто в этот день занимается работой в поле, то русалки мешают работе и насылают на посевы какое-либо несчастие. Соблюдающие же этот праздник надеются, что русалки берегут их поля от всякой беды [Чубинский 1872, т. 3, с. 186].

Русалки «могут насылать на поля сокрушительные бури, проливные дожди, разрушительный град» [Максимов 1903, с. 102].

После сказанного неудивительно, что молодежь кое-где обращалась к русалкам с просьбами о суженых, а женщины спрашивают их о будущем урожае льна. В Малороссии, в четверг на Зеленой неделе, «взрослые девушки тайком ходят в лес, бросают завитые венки русалкам, чтобы они добыли им суженых и ряженых, и тотчас убегают» [Снегирев 1839, с. 9]25).

В Елатомском уезде Тамбовской губернии, при проводах русалок, их спрашивают женщины: «русалоцки, как лен (т. е. уродится)?» Ряженые русалками, в ответ на это, указывают на длину кнута, и крестьянки радостно восклицают: «ох, умильныя русалоцки, какой хороший!» [Максимов 1903, с. 460].
________
25) Ср. также ниже гл. VI, гадание по семицким венкам, которые мы считаем венками, предназначенными для русалок.

—стр. 206—
Примечание. С праздниками в честь русалок совпадают так называемые Кривые недели или дни, память о которых сохранилась в народе весьма смутно. В эти дни нельзя делать многого: последствием будет уродливый скот и уродливые дети. Мы затрудняемся приписать эти последствия русалкам, хотя такая возможность и не исключена. Данных для выяснения этого поверья у нас пока недостаточно. Кроме того, Кривые же недели падают кое-где еще и на святки, когда русалкам совсем не празднуют, а воспоминают лишь умерших предков.

Последняя середа пред Троицею зовется: кривая середа; если посадить в этот день капусту, свеклу и т. п., то зародится кривое, малое, червивое [Булгаковский 1890, с. 178].

«Русальная неделя почитается крестьянами как праздник <...> По поверию крестьян (Смоленской губ. — Д. З.), кто будет пахать в эту неделю, у того скот будет падать; кто будет сеять, у того градом побьет хлеб; кто будет прясть шерсть, у того овцы будут кружиться; кто будет городить изгородь, вить веревки, вязать бороны, тот зачахнет и согнет того в дугу. Дети лиц, нарушивших Русальную или Кривую неделю, родятся уродами; приплод скота у этих хозяев бывает ненормальный» [Добровольский 1908, с. 16].

В Суражском у. Черниговской губ. «в колядные дни (т. е. на святках. — Д. З.) домохозяин строго приказывает своему семейству: ничего не согинать (сгибать) с дерева, не делать никаких вещей из старого, даже ничего не шить старого, не тесать колья, не делать клинья, и проч.; дрова рубить не запрещает. Подобное запрещение тоже подтверждается и на всю неделю по Сошествии Св. Духа, называемую у них Гряная неделя. Цель запрещения сего состоит в том, чтобы, по нарушении сего завета, не родилось какой-либо уроды из молодятины, т. е. из рожденных в том годе ягнят, козлят, телят и прочее. Сюда относится также и беременная женщина. Уверенность в сем очень велика, так что если что рождается калекою, уродою, то предполагают, что кто-либо из семейства не выполнил запрещения»26).

В Козелецком у. Черниговской губ. праздник Преполовения называют Правою середою; «в этот день идут, особенно молодежь, в березовые леса, ломают молоденькие ветви и прячут их: когда кто вышибет (т. е. ушибет. — Д. З.) какой-либо член тела, то парят этою березою»27).
________
26) АГО, XLVI, 7.
27) АГО, XLVI, 10 — с. Держановка.

—стр. 207—
Эта «правая середа» создана, по-видимому, как противоположность (антитеза) «кривым неделям»: она правит, исправляет уродливое. Падает эта «правая середа» на праздник Преполовения — день, который в некоторых местах Малороссии считается крайним сроком гулянья русалок (§ 43, № 20). Лекарством для ушибленных частей тела считаются березовые ветви, т. е. те ветви, на которых только что перед тем качались русалки?
_________________________

Чтобы покончить с занятиями русалок, нужно еще указать те немногие случаи, когда русалки приносят добро людям. Выше мы уже упоминали о некоторых таких случаях, а именно: по одному сомнительному сообщению, трава и хлеб растут лучше там, где плясали русалки; одно белорусское сообщение приписывает русалкам должность полудницы: оберегать цветущую рожь от всего того, что может повредить цвету ржи; празднующие десятый понедельник после Пасхи малорусы верят, что русалки «берегут их поля от всякой беды». (См. еще ниже, в гл. 6, о жертвах русалкам и о тех целях, с которыми эти жертвы приносятся.)

В благодарность одной белорусской женщине за то, что та прикрыла своим передником спящего нагим ребенка русалки, эта последняя прикоснулась к рукам женщины со словами: «спор (спорина, успех. — Д. З.) тебе в руки», и у женщины с этого времени появилось выдающееся трудолюбие (§ 46).

«Если в Русальную неделю человек сам прежде заметит русалок и скажет: „чур моя!“ — тогда русалки для него безвредны, а одна из них даже пойдет за ним в его дом и будет исполнять все домашние работы, как самая усердная работница; пить и есть не будет, а будет питаться только паром, выходящим из горшков. Так проживет она до следующей Русальной недели, а потом убежит в лес» ([Васильева 1879]; ср.: [Добровольский 1908, с. 16] — Смоленская губ.).

http://www.upyr.net/blog/zelenin-1995

[Алишер]

Д. К. Зеленин "Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки." Продолжение

§ 48. Русалки — нечисты, они относятся к «нечисти», к представителям нечистой силы, — этот взгляд проходит красною нитью во всех народных сказаниях о русалках, равно как и ярко сквозит во всех русальных обрядах (гл. 6).

Но ввиду того, что наши исследователи считают русалок душами умерших предков (§ 42), т. е. покойниками чистыми и уважаемыми, то нам приходится еще доказывать народный взгляд на русалок как на нечисть.
—стр. 208—
По народному воззрению, русалки суть женщины и дети, умершие неестественною смертью; среди них много самоубийц (§ 41). А мы знаем, что все такого рода покойники нечисты, они самым родом своей смерти поступают в полное распоряжение к нечистой силе (§ 6). Уже отсюда ясно, что народ смотрит на русалок как на нечисть. О том же говорят и многие другие соображения.

Ряд наших источников сообщает нам непосредственно из народных уст о том, что русалки принадлежат к нечистой силе и находятся в полной власти диавола. Так, по нижегородской легенде, русалок, вместе с лешими и домовыми, сотворил не Бог, а диавол: он начал, подражая Творцу мира, ударять камнем о камень, и «от его ударов полетели — домовые, лешие, русалки и сим под. существа...» [Зеленин, 2, с. 742].

По одному калужскому свидетельству, русалки находятся «во владении главного начальника злых духов» (§ 43, № 3). Русалки — чертовки [Иванов И. 1892, с. 532].

Орловский крестьянин называет русалку: лесная нечисть (§ 43, № 2).

В Макарьевском у. Нижегородской губ. «часто смешивают их (русалок. — Д. З.) с водяным или с такой нечистой силой, которая, по произволу, может принимать различные виды» [Толстой 1857, с. 81].

У белорусов русалки часто сливаются с понятием о черте [Демидович 1896, № 1, с. 91]. «По некоторым рассказам (белорусов Минской губ.) <...> у черта есть дети; это: домовики (домовые. — Д. З.), лесовики (лешие. — Д. З.), водяники (водяные. — Д. З.) и русалки» [Ляцкий 1890, с. 30]. Русалки «може — из ведзьмау» (может быть из ведьм), — говорит белорусский крестьянин [Шейн, 3, с. 319].

Малорусские представления не разнятся от приведенных белорусских и великорусских. «Мавки, или лоскотницы, — не что иное, как черти» (Подольская губ., § 43, № 16). А по другим, мавки — это «уворованные дьяволом дети» [Чубинский 1872, т. 3, с. 207].

Русалки так часто бывают женами водяных (§45, № 5; [Иванов П. 1893, с. 67, 70; Никифоровский 1907, с. 79]), а принадлежность водяного к нечистой силе вне всякого сомнения. Иногда они только «прислуживают водяным и лешим» [Харузин 1892, с. 213] и всегда почти находятся под начальством водяного (§ 46). Бывают они и женами леших, почему часто зовутся в народе «лешихами» и «лешачихами» (§ 40).

Самые названия русалок не оставляют сомнения в том, что народ сопричисляет их к нечистой силе, к чертям. В некоторых местах русалка носит имя: шутовка и чертовка, т. е. жена или дочь черта (§ 40). Имя столь близких к русалкам потерчат, по-видимому, произ-
—стр. 209—
ведено также от слова черт. Потерча = почертя = па-чертенок (как пасынок), со столь естественною диссимиляциею согласных ч и т28.

В Екатеринбургском у. Пермской губ. русалку называют не иначе как русалушка28). Это ласкательное название не служит проявлением любви человека к русалкам, а напротив — проявлением боязни русалок. Так, например, в Архангельской губ. всех представителей нечистой силы называют не иначе как ласкательными именами: баинушко, овиннушко, хозяинушко и т. д. [Ефименко 1877, с. 163, 194].

Обилие разных названий для русалок (§ 40), заимствована исчужа названий «русалка» и «лобаста», — и эти обстоятельства объясняются проще всего с той точки зрения, что русалки нечисты и опасны для людей. Именно нечистых и опасных существ народ избегает называть их собственным именем, употребляя вместо того разные описательные выражения и заимствованные исчужа слова. (См. «Запретные слова».)

То обстоятельство, что русалки показываются также и в виде птиц, зверьков и лягушек (§ 45), т. е. способны к оборотничеству, лишний раз свидетельствует о принадлежности их к нечистой силе. Способностью превращаться в разные виды обладает именно нечистая сила и ее служители, например ведьмы. В частности, сорока, жаба, лягушка, крыса, в образе коих являются иногда русалки (§ 45), — животные нечистые, и чистые души умерших предков, «родителей», никогда в таких образах, конечно, не явятся.

Часы, в которые показываются русалки людям (§ 46) — полночь и полдень, — также соответствуют времени, когда главным образом действует на земле нечистая сила [Federowski 1897, s. 19, 20, 24, 25].

Отношение русалок к людям настолько враждебное и притом всегда почти беспричинно враждебное (§ 47), что мысль об отожествлении русалок с душами умерших предков нужно признать явным недоразумением. Только нечистая сила может быть проникнута такою беспричинною враждою к человеку; только черти способны убивать каждого встречного человека без всякой причины и при этом еще радоваться гибели человека. (А русалки именно радуются: см. § 43, № 4, с. 159, № 10, с. 162; § 44, с. 171.)

Русалки похищают пряжу у поселянок, которые ложатся спать без молитвы (§ 47), но такими делами занимаются прежде всего бесы и дьяволы [Афанасьев 1914, с. 168—170].
________
28) По моим личным наблюдениям в с. Метлине.

—стр. 210—
В присутствии русалки человеку трудно положить на себя крест: «рука просто как каменная, не ворочается» (§ 43, № 2).

В троицкой песне Мосальского у. Калужской губ. поется:

От русалки от симицкой
Ачяртися, акружися
[Зеленин, 2, с. 594].

Но «очерчиваются» и «окружаются» только от нечистой силы.

Здесь мы переходим уже к оберегам от русалок, о которых (оберегах) речь будет ниже (§ 49) и которые также весьма красноречиво свидетельствуют о том, что русалки как таковые принадлежат именно к нечистой силе.

§ 49. Как и всякая нечистая сила, русалки боятся креста. Потому они и нападают на человека, у коего крест на груди, только сзади. Голый парень надел крест еще и на спину, и русалки не могли к нему прикоснуться (§ 43, № 1).

Русалка заплакала, когда плотник Гаврило перекрестился: «Не креститься бы тебе, человече, жить бы тебе со мной на веселии до конца дней» (Орловская губ., § 43, № 2).

Очерченный на земле круг, особенно освященный крестным знамением, является вторым, после креста, оберегом от русалок. «Чтобы избавиться от русалок, надо очертить круг около себя и закрестить: они не переступят запрещенной черты и не схватят стоящего в кругу» (§ 43, № 4). Этот совет из Тульской губ., а калужский песенный совет «от русалки от семицкой очертися, окружися» мы привели выше (§ 48).

«Чтобы избавиться от русалок во время нападения, нужно начертить на земле крест, который обвести кругом чертою; в этом кругу и стать. Русалки тогда не подступятся; походят, походят около черты, а потом и спрячутся» [Добровольский 1908, с. 12].

Могилевские белорусы, когда им приходится ночью на Троицкой неделе стеречь лошадей в поле, «обчерцуць коло себе круг: черыз круг (русалка) не пирайдзець» (§ 43, № 8).

«Первое средство, чтобы не тронула русалка, если человек увидит ее во ржи, начертить пальцем или палкою круг и в центре его стать. Русалка будет кружиться около черты, а переступить чрез нее не посмеет; бросает в человека камни, но чтоб она не попала, следует круг сделать большой» [Булгаковский 1890, с. 190].

В Козелецком у. Черниговской губ. если придется идти в лес или в поле на Троицкой неделе, то «берут несколько головок чеснока и нож,
—стр. 211—
для того чтобы, увидевши русалок, тотчас есть чеснок и, сделав ножом круг на земле, припасть в оном ниц на землю; кто это сделает, того русалки никогда не тронут»29).

В этом последнем случае мы встречаем, кроме круга, еще и иной, растительный, оберег: чеснок. Он служит также оберегом от злых русалок, во время Троицкой недели, и у бессарабских румын [Сырку 1913, с. 180]. Здесь уместно будет вспомнить, что чеснок служит также и оберегом от лешего; «повторением слов: чесноку, или „гасника“, можно от него (лешего) отделаться» [Снегирев 1839, с. 12].

Подобно тому как русалки не могут перейти через очерченный около человека круг, так не могут они перейти и через межу. Эго последнее поверье отмечено только в Белоруссии.

Белорусские русалки не могут перейти через, межу, вследствие чего и вывелись, так как теперь вся земля перемерена (§ 43, № 7).. Люди убегают от русалок всегда поперек межи: «через межу ены (русалки) не перескочуць, бо высоко, а удоль межи догоняць» (§ 43, № 8).

«Русалки гоняются за людьми, с трудом перелезая в поле через межи, словно люди чрез „сгороду“, почему и убегать от них нужно не вдоль резок, а поперек их» [Петропавловский 1908, с. 163].

Наши источники, таким образом, объясняют невозможность (а иные говорят только о трудности) для русалок переходить через межи вышиною этих последних. Объяснение невероятное, так как речь идет не о крохотных мавках, а о рослых женщинах, с редким искусством качающихся на древесных ветвях. Напомним, что и заложных покойников часто хоронят «на границе полей» (§ 21), т. е. у межи же, в очевидной уверенности, что заложный через границу перейти не может.

Мы думаем, что межа недоступна русалкам потому, что она проведена железным орудием, а железа, как известно, нечистая сила не любит и боится его. Укажем, что и опахиванье селений во время моровых поверий состоит в простом проведении борозды железным сошником (правда, при особой, необычной и таинственной, обстановке).

По одному сообщению из Чигиринского у. Киевской губ., русалки, напротив, поют, пляшут и резвятся на межах среди густой нивы [Podbereski 1880, s. 6]. Возможно, что тут простая неточность выражения; а быть может, вне Белоруссии это поверье и неизвестно.
________
29) АГО, XLVI, 10 — сообщение В. Максимовича, 1849 г.

—стр. 212—
Среди иных оберегов от русалок мы находим железное колющее орудие, а именно иголку или булавку. Это широко распространенный в русском народе оберег от нечистой силы, основанный, конечно, на нелюбви нечистой силы к железу.

«Единственным возможным средством спасения от русалок служит укол хотя бы одной из них иголкою или булавкою, которые необходимо иметь при себе и наготове: тогда весь скоп русалок с воплем кидается в воду, где еще долго раздаются голоса их» [Никифоровский 1907, с. 87]30).

Кочерга пугает русалок, как принадлежность очага, через то самое связанная с культом предков. Но народ объясняет страх русалки перед кочергой иначе. «Чтобы избавиться от русалок, надо взять кочергу и на ней подъехать к ним. Они разбегутся от того человека, который подъезжает к ним на кочерге, так как они подумают, что к ним едет ведьма, которой они боятся» (§ 43, № 4). Что русалки боятся ведьмы, это, по-видимому, предположение составителя статьи, Колчина; нам это представляется маловероятным.

Еще русалок «пугают головешками», хотя это, по-видимому, мало страшит русалку (§ 43, № 8). Головня также является принадлежностью домашнего очага и может быть связана с почитанием предков; но в данном случае речь идет не о домашней печи, а о костре в поле, а такой костер, конечно, для русалок не страшен. (Ср. § 43, № 6, где русалка ложится на костер в овине.)

Пинчуки считают оберегом от русалок прыганье через купальские огни ([Булгаковский 1890, с. 179]; ср. ниже гл. 6).

Еще от русалки можно избавиться, отмахиваясь наотмашь вальком (рубелем) (§ 43, № 4). Тут, по-видимому, значенье имеет не самый валек как таковой, а способ отмахиванья наотмашь: ведьм, оборотней и других представителей нечистой силы можно только и бить наотмашь, а не иначе.

Переходим теперь к оберегам словесным. Достаточно «сказать, сколько клевцов (зубьев) в бороне, и русалки отступятся» (§ 43, № 4). Что нечистая сила боится бороны, это общеизвестно; между прочим, когда желают подсмотреть домового или ведьму, то всегда прячутся за борону: видно, но безопасно. Единичное сообщение о том, будто русалка бороной расчесывает свои волосы (§ 45, с. 152), основано на недоразумении, или, точнее, тут шуточно назван бороной громадный деревянный гребень с редкими зубьями.
________
30) Железная игла служит также оберегом и от восточной албасты, давшей свое имя русской лобасте-русалке [Гордлевский 1914, с. 4].

—стр. 213—
«Если в Русальную неделю человек сам прежде заметит русалок и скажет: „чур моя!” — тогда русалки для него безвредны, а одна из них даже пойдет за ним в его дом и будет исполнять все домашние работы, как самая усердная работница; пить и есть не будет, а будет питаться только паром, выходящим из горшков. Так проживет она до следующей Русальной недели, а потом убежит в лес» [Васильева 1879].

Оберегом от русалок служат также и русальные песни. «Во все дни этой (Русальной. — Д. З.) (следующей за Троицыным днем) недели девушки собираются по вечерам и, в виде охранительного средства от злых козней русалок, поют особого рода песни, которые поэтому и называются русальными» ([Шейн, 1, ч. 1, с. 198] — Бобруйский уезд). Эго пение можно сопоставить со свистом, который является оберегом от нечистой силы (§ 35). У румын всю Троицкую неделю мальчики свистят из липовых свистков: «этим свистом они также отгоняют русалок от домов» [Сырку 1913, с. 180].

Наконец, достаточно не откликаться на зов русалки, и она будет бессильною что-либо вам сделать (§ 43, № 9).

Из церковно-религиозных оберегов против русалок мы выше уже назвали крест. Кроме того, валковцы (Харьковской губ.) считают оберегом против русалок освящение воды в Преполовение (§ 43, № 20), а седлецкие малорусы — освящение хлеба на поле (§43, № 17).

Но больше всего распространены — правда, главным образом у малорусов — обереги растительные, особенно полынь. В четверг на Троицкой неделе, когда русалки нападают на людей, нужно сказать при встрече с русалками: полынь, и они разбегутся, так как не любят этого растения [Иванов П. 1888, с. 99].

В четверг после Троицы девицы рвут полынь и вплетают ее в косы: русалка не станет щекотать ту девушку, у которой полынь (§ 43, № 18).

«Четверток на Троицких святках — Русалчын велы́кдень; многие не работают тогда и опасаются купаться, чтоб не защекотали насмерть в воде русалки. Если увидишь русалку в виде девушки с растрепанными волосами и на вопрос ее, що в тебе в руках? скажешь: мьята, — „Тут твоя й хата“, и залоскочет в смерть; если скажешь: петрушка, то она ответит: „ты ж моя душка“, и залоскоче зовсим. Если же скажешь: полынь, лоскотавка скаже: „цур тоби, пек тоби! згынь!“ и сама исчезнет»31).
________
31) АГО, XXXI, 9 — сообщение Метлинского из Гадячского у. Полтавской губ.29.

—стр. 214—
В Купалу, 23 июня, «девушки весь день носят полынь у себя под мышками как предохранительное средство от русалок и ведьм» [ Чубинский 1872, т. 3, с. 195].

Особенную силу имеет полынь, которую на Троице разбрасывают по хате и под столом (Старобельский у. Харьковской губ., § 43, № 15). В Гадячском у. Полтавской губ. «на „Зелени святкы“, накануне Троицы, бросают в избах явир (аир), любысток, зорю и непременно полынь, для предохраненья от русалок (лоскотавок)»32).

Одинаковую силу с полынью имеет растение любисток или зоря (Levisticum officinale Koch.) (§ 43, № 12 и 14).

Оба эти растительные оберега от русалок особенно любопытны в том отношении, что они одновременно служат также и оберегами-средствами от лихорадки (§ 51). В Вятской губ. крестьяне уверяют, что лихорадка не любит запаха зори (эту траву разводят там в садах).

В Пинском у. 23 июня вешают по хлевам крапиву и венки из освященных трав, чтобы русалки и ведьмы не отнимали молока у коров [Быковский 1868, с. 78]. «По старинному народному верованию (поверью. — Д. З.), русалки, как и ведьмы, всего более боятся крапивы и осины» <...> [Балов 1896а, с. 78]. На этом основании обычай жечь друг друга в «крапивное» (всехсвятское) воскресенье крапивою А. Балов считает остатком древних «русальных проводов» [там же, с. 262].

Крапиву жгучую и осину нечистая сила вообще не любит. Хотя, по одному сообщению из Харьковской губ., русалки будто бы качаются на осинах ([Иванов В. 1898, с. 573]; ср. выше § 44), но это сообщение едва ли не основано на каком-либо недоразумении.

Отметим еще, что русалкам, как и другим представителям нечистой силы, страшен гром, особенно же — первый весенний гром. Некоторые русалки-дети Купянского у. боятся первого весеннего грома: после грома они уже не могут ни лоскотать, ни ходить к людям под окна [Иванов П. 1893, с. 69].

http://www.upyr.net/blog/zelenin-1995

[Алишер]

Д. К. Зеленин "Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки." Продолжение

§ 50. Рассматривая описанные выше (§ 47) занятия русалок, мы прежде всего видим сходство и общность их с делами и занятиями обыкновенных деревенских женщин. Молодежь весною занята увеселениями: песнями, хороводами, играми, плясками, качаньем на качелях, заботится о своих нарядах и украшениях, а также прельщает и увлекает в свои сети молодых мужчин; кроме того, они заняты хозяйством:
________
32) АГО, XXXI, 9 — сообщение Метлинского29.

—стр. 215—
моют белье, заботятся о пряже, холстах, о посевах; наконец, вносят раздоры в чужие семьи и бьют непослушных детей (с. 196, 197). Если бы занятия русалок ограничивались только этим, то их нельзя было бы и отличить от обыкновенных деревенских женщин и девиц.

Нельзя не заметить разницы между русалками, проводящими свое время в большом обществе себе подобных, и между русалками, живущими одиноко. На северо-востоке, особенно где русалок называют чертовками и другими подобными именами (§ 40), чаще встречаются именно одинокие русалки. Они не так молоды, а иногда и старухи; почти всегда — жены водяных, леших, чертей, но показываются всегда одиноко, без своих мужей, которые заняты, видимо, своими делами. Они пугают людей одним своим видом, своей особой, но не преследуют, не гоняются за людьми. В них нет молодого задора, и о том, что они щекотят людей, нам ничего не известно (если не говорить о терской лобасте: § 45).

И это различие между живущими одиноко пожилыми русалками и между молодежью, показывающеюся всегда в обществе себе подобных, опять-таки повторяет обычаи нашей деревенской жизни.

И в наружности русалок (§45) много общих черт с наружностью обыкновенных женщин. Наружность русалок вообще разнообразна до пестроты: есть красавицы и безобразные, старухи, пожилые и малые девочки, есть толстые, с отвислыми грудями, и худощавые. Волосы у русалок, часто русые, всегда распущены по плечам подобно тому, как их распускают наши крестьянские девицы при браке, во время траура и в гробу. Одежда русалок — в тех редких случаях, когда они одеты, — обычная деревенская: рваные сарафаны, белые рубашки, намитки (§ 46).

Это сходство русалок с деревенскими женщинами по их занятиям, характеру и наружности нисколько не удивительно. В качестве девиц и женщин, умерших преждевременною и неестественною смертью (§ 39 и 41), они и должны доживать за гробом свою земную жизнь (§ 4), сохраняя свой прежний нрав, склонности и привычки.

В качестве заложных покойниц русалки находятся в распоряжении у нечистой силы, а потому действия их направлены главным образом ко вреду человека. В этом отношении русалки часто даже опаснее заложных покойников-мужчин. Эти последние служат у нечистой силы вместо лошадей, вместо кучеров и работников (§ 8, с. 54—56), и им, по-видимому, остается мало времени, чтобы часто и настойчиво вредить людям. Русалки также иногда «прислуживают лешим и водяным», но, по-видимому, редко; чаще они бывают женами водяных и леших; прочие находятся только под общим начальством водяного, имея даже осо-
—стр. 216—
бую «царицу» из своей среды (§ 46); они имеют, по-видимому, больше свободы и больше времени для того, чтобы вредить людям.

Подобно заложным покойникам (§ 8), русалки бродят по полям, особенно во время цветения ржи, пугают людей, но и прельщают их, всячески заманивая к себе; шутки их с людьми редко бывают невинными, видевший русалок и разговаривавший с ними в самом счастливом случае отделается болезнью или продолжительною грустью, большею же частью встреча с русалками ведет к верной смерти. И это беспричинно враждебное отношение русалок к людям с очевидностью указывает, что русалки не суть души умерших предков, что доказывается также и близостью русалок к нечистой силе (§ 48 и 49).

Приведем здесь еще это, опущенное выше, сообщение, характеризующее шутливо-злобное отношение русалок к животным: «Сказывают, что русалки иногда от скуки перенимают заночевавшее на воде стадо гусей и завертывают им на спине, как шаловливые школьники, одно крыло за другое, так что птица не может сама расправить крыльев...» [Даль 1880, с. 58].

В качестве заложных покойниц русалки живут в разных местах — там, где они нашли для себя преждевременную кончину, или там, где они были похоронены (§ 44, ср. § 7). Летом живут они в лесах, в реках (большей частью в омутах) и озерах, в полях и болотах; показываются и на кладбищах (§ 44, с. 148). В качестве мертвецов они отличаются мертвенною бледностью, о которой согласно говорят почти все наши источники, иногда называющие русалок «почти прозрачными» (§ 43, № 14).

Но сходством с обыкновенными деревенскими женщинами и с заложными покойниками природа наших русалок далеко не исчерпывается. В образе русалок нельзя не видеть отражения разных иных мифологических представлений.

Яснее и прозрачнее всего отражение в русалках образа древнегреческих сирен. Правда, это отражение, проникшее на русскую почву, по-видимому, книжным путем, далеко не всеобщее. Встречаемся мы с ним главным образом в южной России, и то далеко не везде. Явные следы этого влияния: рыбообразный хвост морских русалок и их чарующее пение, которого заслушивается даже бурное море (§ 47).

Замечательно, что сиренообразные русалки носят и особые названия, безусловно заимствованные и притом чисто книжного происхождения: фаляроны (фараоны) и мемозины (мелюзины).

—стр. 217—
О «фараонах» или «фараонове войске» знают и великорусы33), но отличают их от русалок. Во Владимирской губ. рассказывают, что «в Чермном море и поныне еще плавает фараоново войско, причем женщины „как есть настоящие: с волосами и с титьками, только плеск (хвост) у них рыбий — ноги срослись; а мужики все даже с бородами. Такие изображения фараонов крестьяне в старину часто вырезывали на „перьях“ (досках), украшавших кровли домов; разные изображения эти и ныне в Вязниковском у. зовутся „фараоны“» [Завойко 1914, с. 102]. По другим, потонувшие в море вместе со своим отцом дочери египетского царя Фараона превратились в сестер-лихорадок [Гарелин 1884, с. 59; Богословский 1866, с. 37], которые, впрочем, как увидим ниже (§ 51), имеют весьма много общего с русалками; по третьим — в лягушек [Завойко 1914, с. 102].

Далеко не так прозрачно восточное влияние на образ русских русалок, о коем могло бы говорить заимствование с Востока русского областного названия для русалок: лобаста (§ 40 и 45). Не исключена возможность, что это заимствованье было только словесным: взято было исчужа только одно слово для названия давно известного туземного образа. Такие заимствования весьма обычны в русском языке, и объясняются они общечеловеческим поверьем, которое запрещает называть опасные и вредные существа их собственными именами. (См. статью «Запретные слова в русском языке».)

Если мы познакомимся с образом турецкой албасты (от которой ведет свое имя русская лобаста), то не встретим в нем почти ни одной черты, общей с нашими русалками.

Киргизская албаста давит (душит) женщин, особенно рожениц, сжимает у них легкие, а потом похищает легкое и бросает его в воду: тогда женщина умирает. Показывается албаста в виде лисицы, козла и отвратительной белой собаки, сосцы которой касаются земли. Киргизы различают албасту желтую и черную [Миропиев 1888, с. 10—15].

Семиреченские, акмолинские и ферганские киргизы «представляют албосту в образе женщины высокого роста, с большой головою и большими грудями, доходящими до колен; пальцы рук вооружены длинными и острыми ногтями, волосы очень длинные и спускаются до земли». «Когда во время процесса родов случится обморок с рожаницей, то киргизы думают, что это Албоста душит ее; Албоста будто бы вынимает легкие через рот,
________
33) О белорусских фараонках см. ниже § 51.

—стр. 218—
мочит их в воде, отчего рожаница и умирает» [Поярков 1891, с. 41]. В таком же виде представляют себе албасту и башкиры34).

У казанских татар албаста не имеет отношения к роженицам; она «наваливается на татарина и давит его во время сна... пьет при этом кровь из сердца». «В переносном смысле именем албасты называют неповоротливого и лентяя» [Каюм-Насыров 1880, с. 251].

Албаста живет и является людям преимущественно в нежилых домах, в пустырях, на полях и в логах; показывается людям в виде человека, а больше всего в виде большого воза, копны, стога, скирда, елки и т. п.; может задавить (задушить) человека насмерть [Коблов 1910, с. 437].

Гораздо ближе подходит к русской русалке иной совсем мифологический образ турецких народов. У казанских татар известна «сыу анасы» (водяная мать): «она является людям причесывающей свои длинные волосы, иногда забывает свой золотой или серебряный гребень и приходит за ним к тому, кто взял этот гребень <...> обитает в больших и малых реках. Если человек ей попадется в руки, то она уже его не отпустит. Ловит она людей вечером, когда они купаются; может схватить человека также днем». Питается, говорят, человеческим мясом, поэтому внушает людям большой страх; если же ее умилостивить, то в некоторых случаях она может быть и доброй ([Коблов 1910, с. 447] ; ср.: [Каюм-Насыров 1880, с. 245]).

Или же ср. образ лешего, т. н. шурали, у тех же казанских татар. «Шюряли водятся в лесах и не по одному; видимы бывают татарину в человеческом образе. Все они имеют очень большие груди, из которых одну закидывают на правое плечо, а другую — на левое. Если повстречается им в лесу татарин, то они приглашают его играть в щекотанье, и если тот согласится, защекочивают его до смерти»35) [Каюм-Насыров 1880, с. 253, 254]; ср.: [Коблов 1910, с. 431]).

Из киргизской мифологии ближе к нашим русалкам стоят девицы кульдыргыш. Они прельщают юношей своими песнями, ловят и защекочивают их до смерти; в полночь приходят в юрты; крайне надоедают, если у человека останется какая-либо их вещь; у них груди, закинутые назад, спускаются до поясницы; их видят в лесу и в степи нагими и в одеждах; они разводят огонь [Миропиев 1888, с. 39—42].

Единственно, что в образе русской лобасты-русалки можно было бы считать заимствованными, вместе с названием, от восточных народов, —
________
34) По моим записям в Челябинском у. Оренбургской губ.
35) По Коблову, «шуряле боятся воды» [Коблов 1910, с. 429].

—стр. 219—
это ее безобразие и непомерно длинные груди. Но оба эти признака встречаются также и у белорусских русалок, в западных губерниях, где об имени лобаста никогда не слыхали и где нельзя думать о заимствовании от турецких народов. У русалок Могилевского у. «цыцки большие-большие, аж страшно» (§ 43, № 7); в Горецком у. русалка «вялизни грудзи пиракинец назад, бо дужа вяликие» (§ 43, № 8. - О безобразных русалках у белорусов и малорусов см. в № 45).

Рассказы о женщинах, закидывающих свои длинные груди за плечи, часто встречаются у русских, так же как и у других народов. В Вятской губ. такие груди приписываются обыкновенным женщинам, которые в тот редкий миг, когда «открываются небеса» (увидевший это крайне редкое явление должен высказать в этот миг свое желание, и оно непременно исполнится сейчас же), вымолвили необдуманно и неудачно: «большие груди»; такие женщины жнут — и груди «за плечи закидывают»36). У абхазцев похожая на нашу русалку водяная нимфа адзызлан — «очень безобразная, с длинными отвислыми грудями, которые она забрасывает себе за плечи» [Альбов 1893, с. 321]37). В сказках османских турок безобразные дэвы, «с грудями, перекинутыми через плечи, занимают большие дороги...» [Гордлевский 1914, с. 3, 4].

Кстати здесь заметим, что безобразные русалки хорошо известны также и западным соседям русского народа — румынам. У бессарабских румын «русалки — это умершие некрещеные и незаконнорожденные дети, а также дети, проклятые родителями, главным образом еще до своего рождения. Живут они в озерах и болотах, спят всю зиму и питаются сыростью. Эти русалки очень безобразны, злы и стараются как можно больше повредить человеку: сделать пьяницей, самоубийцей, свести его с ума и т. п. Наряду с этими русалками, в представлении бессарабских румын существуют и другие, более поэтичные: это — девушки-утопленницы или девушки, умершие на Троицу. О них рассказывается только в сказках: они очень красивы, с зелеными распущенными волосами, живут в подводных дворцах, среди жемчугов, на время превращаются в земных царевен и т. д.» ([Сырку 1913, с. 180] 38).
_________
36) По моим записям в с. Люке Сарапульского у.
37) Некоторые абхазцы представляют адзызлан красивою девушкою.
38) Ср.: «Более всего русалок представляют (молдаване) старыми, злыми женщинами, имевшими при жизни их сношения с нечистым духом, но за измену ему, за их ветреный нрав и за любовь к мужчинам, злой дух осудил их сидеть на дне озер и болот» [Защук 1862, с. 487].

—стр. 220—
Кое-где, особенно у гродненских белорусов, описанных Федеровским, образ русалок воспринял некоторые черты полудницы.

О полуднице теперь в русском народе знают и говорят весьма мало; но образ этот весьма старый: он сохранился под тем же самым названием и у других славянских народов — у лужичан и чехов. Полудница — это полевой дух, представляемый в виде высокой девицы, одетой в белую блестящую одежду; она стережет хлеб в поле и в полдень видима бывает на межах30.

В Архангельской губ.: «полудница — хранительница поля с рожью». «Ржицею называется потому, что живет во ржи, а полудницею — ходит во ржи в полдень». (Называется полудницею, потому что ходит во ржи в полдень, и еще — ржицею, потому что живет во ржи.) Детей пугают: «Не ходи в рожь, полудница обозжет!» или: «Ужо тя полудница-то съест!» Еще говорят: «Полудница во ржи, покажи рубежи, куда хошь побежи!» [Ефименко 1864, с. 17; Ефименко 1877, с. 188].

В ярославском Пошехонье: «полудница — красивая высокая девушка, одетая во все белое. Летом, во время жатвы, она ходит по полосам ржи и — кто в самый полдень работает, тех берет за голову и начинает вертеть, пока не натрудит шею до жгучей боли. Она же заманивает в рожь малых ребят и заставляет их долго блуждать там» [Максимов 1903, с. 80].

В Вологодской губ. «полудница имеет вид красивой женщины; добрая — закрывает в полдень громадной сковородой хлеб и травы от палящих лучей солнца, а злая — оборачивает сковороду другой стороной и прижигает молоко хлебных зерен и цвет трав» [Зеленин, 1, с. 263]. По другому сообщению из Вологодской губ. (Кадниковский у.), с раскаленной добела сковородой в руках является дух, живущий на гороховище (т. е. там в поле, где посеян горох. — Д. З.) и носящий иное название: кикимора; кого поймает на чужом поле, того и изжарит [Максимов 1903, с. 67].

В Иркутской губ.: «полудница — воображаемое существо, представляемое в виде старухи в отрепьях, с волосами всклокоченными и покрытыми „отрепьями“; она охраняет огороды от опустошения детей» [Гуляев 1848, с. 132].

Отметим еще, что, подобно полуднице, и русский полевой представляется великорусам в белом; любимое время его полдень, когда некоторым удается видеть его наяву [Максимов 1903, с. 80].

Едва ли не лучше сохранился образ русской полудницы у некоторых восточных финнов, которые, видимо, заимствовали его от русских и часто даже называют его русским словом полудница (зыряне и пермяки).
—стр. 221—
Зырянская пöлöзничи «была богиня, жившая во ржи и охранявшая ее. Прежде вера в нее была так могущественна, что ни один зырянин ни за что не коснулся бы ржи до Ильина дня, опасаясь какого-то страшного наказания. Теперь вера эта утрачена. Пöлöзничи теперь боятся только дети, о чем старики немало сожалеют, так как прежде, по их словам, когда пöлöзнича оберегала рожь, хлеба были несравненно лучше. Некоторые старики сообщали мне, что она не исчезла и не умерла, а ушла куда-то, рассердившись на маловерие зырян. Самое имя ее русского происхождения: оно соответствует полуднице» [Кандинский 1889, с. 110].

По другому сообщению, зырянская полезница живет не только во ржи во время ее цветения, но также иногда и в воде. Когда одна зырянка полоскала белье на реке во время цветения ржи, полезница, находившаяся в воде, страшно обиделась и закричала: «как ты смеешь своей грязью поганить воду?» Бросилась на женщину и прибежала за нею в ее дом [Налимов 1907, с. 21].

«Период цветения ржи представляет собою у пермяков время деятельности новой сверхъестественной силы: это время вун-шорики, полудницы. Вун-шорика расхаживает по межам и волнует цветущую рожь. Пермяк, не желающий рассердить ее, не должен выходит в полдень в поле, на межи. Забота о том, чтобы угодить вун-шорике, доходила в былое время до того, что пермяки в полдень забирались в избы, закрывали окна кошмами и сидели тихо; детей в течение нескольких дней не выпускали в полдень на улицу; у баб, которые выходили колотить холсты, десятники отбирали их. Все это имеет место и у вотяков в так называемый вожодырь» [Смирнов И. 1891, с. 267, 268].

«По верованьям пермяков, в поле живут полудницы. В самое недавнее время в полдни, т. е. в то время, когда выходит полудница, ни один человек не смел приняться за работу на открытом месте. Обаяние полудницы было велико; еще и теперь редкий ребенок войдет в огород в полуденную пору. Полудница, по виду, здоровенная баба, всегда одетая в вывороченную навыворот шубу. Ровно в полдень она выходит из земли позавтракать, и тогда ей не попадайся: в припадке злости она может съесть всякого; в остальное время она существо безобидное» [Янович 1903, с. 56].

Покойный русский этнограф С. К. Кузнецов усмотрел отражение русской полудницы в данных мифологии черемисской и вотяцкой, а именно: он приписывает влиянию славянской полудницы «хождение по межам и встречи с людьми черемисской Мланд-авы и вотской Му-Кылдысины» [Трубецкой 1906, с. 58, 59]31.

—стр. 222—
У вотяков «Ин-вожо — бог полдня; он господствует только в полдень, с 20 июня по 20 июля; ему никакой жертвы не приносят, а почитают его только одним соблюдением тишины в полдни; он не любит черного цвета, шуму, работы; поэтому в полдни не велят рвать цветы, траву, рыть землю. Если кто-нибудь во время Ин-вожо будет рвать траву, цветы или вынесет из избы котел, чугун и проч., будет черпать ими воду из речек и взойдет после этого туча, — говорят, что он прогневал Ин-вожо, показав черный цвет» [Верещагин Г. 1886, с. 30].

Возможное предположение, что финские полудницы могут соответствовать русским русалкам как таковым, исключено следующими соображениями. Зырянское название полозница заимствовано из русского слова полудница, а наши русалки нигде такого имени не носят. У пермяков есть мифологический образ, гораздо ближе соответствующий русской русалке и носящий также русское название: шишига39). Пермяцкая шишига «обитает преимущественно в озерах и прудах... по виду будет с взрослую женщину; одежды у ней нет; на голове имеет длинные волосы, которые она нередко чешет гребнем, выходя на землю из воды. Один рыбак <...> выйдя однажды на озеро порыбачить, увидел шишигу, которая сидела на кочке и заплетала свои волосы в косы. Шишига, заметив мужика, нырнула в воду, а гребень, которым чесала свои волосы, оставила на кочке. Рыбак подплыл к кочке на лодке, взял гребень и принес его к себе в избу. В тот же день лишь только смерклось и все семейство рыбака улеглось спать, послышалось постукиванье в дверь и голос шишиги, жалобно умолявшей рыбака возвратить ей гребень. Рыбак отворил окно и выбросил гребень, — схватила его проворно шишига и исчезла» [Смирнов И. 1891, с. 275].

Доказательством того, что в данном случае финны заимствовали от славян, а не наоборот, служит широкая известность полудниц у западных славян, особенно у лужичан.

У лужицких сербов приполдница (psipolnica, pšezpołnica / пшезполница) — «высокая прекрасная девушка, вся завитая во что-то белое. Видали ее в летнее время в дни жатвы: как, бывало, около полудня станет жарко, она и выходит из рощи или из-за реки, сядет сначала или у воды, или под тенью дерева, сидит и волоса расчесывает, и пот с лица вытирает, и какую-то печальную песню поет; потом идет она к жницам и начинает расспрашивать, как им жнется, много ли ужали, много ли осталось, как сея-
________
39) У русских шишига — бес, злой дух [Опыт, 1852, с. 266].

—стр. 223—
ли, боронили, как всходило, расцветало, созревало, как жнут и веют, молотят и мелют; а все расспрашивает для того, чтобы жницы не работали. Иной и хотелось бы отвечать, да работы не кинет, примется жать — приполдница к ней, и плачет, не пускает работать; если же та не послушалась бы, приполдница рассердится и давай ей крутить голову, пока совсем не открутит, что цветок от стебля. Если же жницы разговаривали с нею весело и охотно, да тот, кто смотрел за их работой, начинал их бранить, что они ленятся, — так приполдница к нему, и хоть бы то был сам господин или госпожа, задушит и пустит без головы: пусть на себя плачется, зачем отдыху не давал жницам. Только, бывало, тогда приполдница и не покажется, когда тучи с грозою находят или ветер подует. И до сих пор, хотя, правда, и шутя, говорит жница жнице, когда она заработается в жаркий полдень: „разве не боишься, что нападет на тебя приполдница?“ (Не боиш со ты, зо пшипоуница на тебе пшинч будже). Но теперь, „благодаря Богу, она уже не покажется“...и рассказывают про полудницу много страшного, но вместе с тем верят, что она и добра делает много» ([Срезневский 1890, с. 59] — со ссылкою: Laus. Monatschrift 1797 Panasch Reliqu. der Feld-, Wald-, Wasser und Haus-Götter, S. 746).

Лужицкая приполдница «высокая, большая, стройная, белая женщина. Некоторые говорят, что у ней на голове черный платок. Она приходит каждый полдень; бывает и в городе, но чаще на полях. Во время ее прихода, в полдень, никто не должен работать в поле или оставаться там. Если же кого она застанет в поле, тот должен в течение целого часа рассказывать ей об одном и том же; в противном случае приполдница отрежет ей голову или убьет как-нибудь иначе. Если же ей долго рассказывают, то сила ее теряется. Встречалась она больше с женщинами, так как и сама она женщина. А другие передают так: до Рождества Христова приполдница являлась в виде женщины средних лет на полях, между 11 и 12 часами. Она убивала людей, а кого не убьет, тот становился хромым. Больше всего от нее страдали дети. И теперь еще она показывается, почему и никто не работает в полдень на поле» [Schulenburg 1880, S. 89].

У чехов полудницы (poludnice, polednice) живут в лесах, «в полдень летают в крутящихся вихрях и воруют маленьких детей» [Афанасьев 1869, с. 138].

Главные отличительные признаки полудницы, поскольку образ ее выяснился в приведенных нами выше народных поверьях, следующие: полудница — полевой дух, оберегает рожь в поле; появляется в полдень; она высокого роста, вся в белом; убивает людей, большей частью свертывая им голову.
—стр. 224—
Мы не имеем достаточно основании утверждать, что вся вообще связь русалок с ржаными полями и цветущею рожью (№ 46) воспринята ими от полудницы, хотя и такая возможность не исключена. Но в тех случаях, когда русалкам приписывается несвойственная им роль охранять рожь, мы видим именно наследство от полудницы. Охранение цветущей ржи мы называем несвойственным русалкам делом, так как в народной песне они изображаются, напротив, ломающими жито (§ 47, с. 194), да и вообще — русалки, по народным поверьям, вредят посевам, как и всегда вредят людям; недаром же их на Троицкой неделе считают нужным проводить «до бору», т. е. в лес.

Равным образом белая блестящая одежда, блеска которой не выносит человеческое око, — эта черта вполне подходяща для полудницы, которая имеет какую-то связь с полуденным солнцем. Полудница, согласно всем почти свидетельствам о ней, одета во все белое и, по некоторым, даже не выносит черного цвета. Русалкам же свойственна нагота; они мертвенно-бледны, а не блестящи. Вот почему золотистый и ослепительно яркий блеск чудесной одежды у гродненской русалки (по описанию Федеровского) мы решительно признаем занятым от полудницы.

Полуднице свойственно кружить у человека голову (так, б. м., народ изображает действие солнечного удара) и, напротив, не свойственно щекотать людей. Русалка, наоборот, по самой своей задорно-юной природе, щекотунья, лоскотуха. Между тем кое-где русалкам приписывается стремление также кружить головы и свертывать их: в Белоруссии русалка, догнав человека, «вочи назад пираставила, голову пиравернула» (§ 43, № 8); малорусские мавки «иногда отрезывают встретившемуся голову» (§ 43, № 16; ср. № 47). В этих последних случаях, когда русалка не щекотит людей, а убивает их иначе, особенно же «перевертывая голову», мы опять-таки видим влияние со стороны полудницы.

Наконец, многие черты в образе русских русалок сближают их с лешими. Подобно лешим, русалки так часто живут в лесу (§ 44). В полное сходство с лешими русалки любят хлопать в ладоши, хохотать, щекотать людей (§ 47). Только, конечно, ввиду близкого взаимного сходства природы, русалки могут быть женами леших, почему иногда и зовутся в народе «лешихами» и «лешачихами» (§ 40). Единство оберега (чеснока, № 49) от русалок и от лешего может служить лишним доказательством большого сходства между двумя этими представителями нечистой силы.

Сходство русалок с водяными еще выпуклее: русалки так часто живут в воде и так часто бывают женами водяных. Вот белорусский образ водяного, как бы двойника русалки: водяной космат, с зелеными воло-
—стр. 225—
сами; он «не все время живет в воде, так как его гоняет Бог: до Крещения водяной сидит в воде, а потом переходит в лозу, отчего и называется лозовиком; потом он переходит на сушу, в прибрежную траву, и только после Спаса снова попадает в воду» [Довнар-Запольский 1909, 283]. А вот нижегородский образ жены водяного: «Водяную чертовку видел один крестьянин, когда та у бани на плотках колотила платье: баба большого роста, голая; титьки большущие, до пупка висят, волосы чернеющие до самых пят; увидев, захлопала в ладоши и бух прямо в пруд» [Зеленин; 2, с. 802].

Но сходство русалок с лешими и водяными легко могло явиться на почве единого происхождения тех и других от покойников, умерших неестественною смертью40), и говорить с полною уверенностью о влиянии на русалок мифологических образов водяного и лешего можно будет только разве после подробнейшего изучения природы этих последних. Теперь же мы допускаем такое влияние лишь предположительно, главным образом по следующему основанию. Образы леших и домовых в русской мифологии необходимо признать более или менее цельными и законченными, а также сравнительно весьма устойчивыми и, значит, древними. В полную противоположность с ними образ русалок какой-то промежуточный, не цельный и не устойчивый. Русалок нельзя признать определенно духами водными, или лесными, или полевыми: русалки являются одновременно и теми, и другими, и третьими. При том же водные в одной местности русалки признаются лесными — в другой и полевыми — в третьей. Эта неустойчивость, в связи с новизною самого имени русалок, может свидетельствовать о сравнительной новизне всего мифологического образа русалок. А в таком случае, конечно, этот новый образ применялся к старейшим образам водяного и лешего, а никак не наоборот.

Позволим еще себе высказать здесь одно соображение по вопросу о том, чем питались, в народных поверьях, более мелкие подробности о житье-бытье русалок. Из приведенных нами выше свидетельств (§ 43) мы видим, что еще в XIX и даже XX веках образ русалок был в народном воображении живым, а не мертвым: иначе
________
40) о том, что многие лешие и водяные произошли от покойников, умерших неестественною смертью, см. выше § 8, с. 58, 59; см. еще: [Иванов П. 1893, с. 63]. В Рязанском у. верят, что водяные «произошли от воинов фараона, потонувших при переходе евреев через Чермное море» [Ушаков 1896, с. 161]; значит, они находятся даже в кровном родстве с некоторыми (с морскими) русалками.

—стр. 226—
непонятны будут эти мельчайшие детали о «рваных сарафанах», о корзинках с ягодами и орехами в руках (§ 43, № 6 и 4) и т. п.

Где же источник, питавший в данном случае народное воображение? Ответ мы находим в народном поверье о том, что среди русалок есть и «пропавшие без вести девицы» (§ 41, с. 149).

Конечно, всегда были между молодежью искатели приключений, которые бежали из-под родительского крова, иногда волею, иногда и неволею. В старину такие беглецы легко скрывались в лесах и полях, питаясь разными лесными произведениями, зернами в полях и крадеными припасами. Среди них могли быть и девицы. Встречи с такими беглянками, которые в лесах, конечно, сильно дичали, и могли питать в народе веру в русалок и, особенно, создавать рассказы о разных подробностях русалочьего житья-бытья. С такими беглянками, конечно, могли происходить изредка и браки (§ 43, № 6, с. 161).


Итак, мифологический образ русских русалок сложный. Он уже на русской почве воспринял в себя некоторые черты с разных сторон. В образе русалок отразились свойства и признаки некоторых духов местных — полудниц, леших, водяных; сказалось влияние древнегреческих сирен. Основным признаком русалок мы считаем происхождение их от женщин и детей, умерших преждевременно неестественною смертью. Образа, вполне соответствующего русским русалкам, у других народов нет. Давно и часто сравнивают русских русалок с сербскими вилами; но давно же известно, что между ними больше разницы, чем сходства.

Произвести подробное сопоставление русских русалок с сербскими вилами, моравскими гукалками и польскими мамунами, конечно, необходимо, но пока такое сопоставление приходится признать преждевременным. Ему должно предшествовать подробнейшее изучение того и другого образа на родной почве. Между тем это пока не сделано. Образ и природа сербских вил остаются для исследователей в большом тумане. Для русских русалок мы пытались выше выяснить только одну их сторону — происхождение от заложных покойников. Связь образа русалок с местными духами — лешими, водяными и полудницей — мы только наметили. Между тем это вопрос очень большой и сложный, для которого потребуется особое исследованье. Сербские вилы и польские мамуны, сколько нам известно, ближе стоят к духам местным, а не к заложным покойникам.

—стр. 227—
По всем высказанным соображениям мы сопоставлять русалок с сербскими вилами, равно как и с греческими нимфами, здесь пока не будем.

http://www.upyr.net/blog/zelenin-1995

[Алишер]

Д. К. Зеленин "Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки." Продолжение

§ 51. Примечание. (Русалки-лихорадки.) Кроме русалок безыменных, встречаются еще русалки, выделяющиеся из общего числа и носящие особые имена. Это большей частью заложные покойницы, взятые из библейской и церковной истории. Мы уже говорили выше (§ 41) о египтянках, потонувших в Чермном море вместе с воинством фараона; их кое-где признают особым разрядом русалок, известных под именем фаляронов41).

Вскользь упомянули мы (§ 43, № 20, <сноска 11> на с. 166), что в Банковском у. Харьковской губ. причисляют к русалкам Параскеву Пятницу. К этому мы еще вернемся ниже, в главе о русальских обрядах (гл. 6, § 53).

Теперь мы скажем о сестрах-лихорадках, которые также причисляются, по-видимому, к русалкам. Прямых свидетельств об этой принадлежности к русалкам сестер-лихорадок в нашем распоряжении почти совсем нет, но имеются косвенные доказательства.

Приведем прежде всего эти немногие прямые свидетельства, которые дают нам право и вместе основание заняться здесь народными представлениями о лихорадках.

В Архиве Географического общества (XXXVI, 51) имеется доставленный А. Н. Минхом из с. Всеволодчины, Саратовского уезда, заговор от лихорадки, писанный собственноручно крестьянином, где «Иродовы дочери» (т. е. лихорадки) прямо названы русалками. Вот этот заговор: «Спаси, Господи, Святой отец Панфутий и Пахомий и Марой, спаси рабу от 77 Иродовых дочерей русалык (курсив наш. — Д. З.), угони силу бесию за горы за долы за темные лесы!»

В Павловске Воронежской губ. «на Троицкой неделе ходят русалки с распущенными длинными волосами, в белых рубашках, и пугают людей; кого пугали, с теми случалась лихорадка» [Зеленин, 1, с. 367]. А
_________
41) К приведенным в § 41 данным присоединим еще следующее гродненское сказание: «Фараонки живут в море, вид их такой: до пояса женщина, а дальше рыбий хвост: они иногда выходят из воды и поют приятными голосами, так, что наши люди слушают, учатся у них пению, от них взяли и ноты. Иногда они плачут. Увидев человека, спрашивают, скоро ли свет окончится. Если человек скажет, что еще не скоро, то заплачут и уйдут в воду. Между ними есть и мужчины, но поют только женщины. Это потопленные Моисеем при переходе через море египтяне» [Federowski 1897, s. 109].

—стр. 228—
так как лихорадка может приключиться, по общенародному поверью, только от сестер-лихорадок, то, значит, павловские русалки близки к этим последним.

Переходим к косвенным доказательствам. Давно и всем известно, что русский народ представляет лихорадок (разные виды этой болезни народ считает особыми болезнями) в виде женщин.

«Иногда лихорадки рисуются соблазнительной наружности женщинами, которые действуют на людей посредством чар и называются так потому, что уж очень „лихо радуются“ страданиям больных (Городищенский у. Пензенской губ.). Чаще всего это злые, худые, безобразные и простоволосые (с распущенными волосами) существа, в других случаях старые старухи, которые ходят в лаптях, с палкою и стучат по ночам в окно клюкою: кто отзовется на их стук, к тем они и „пристают“. Каждая из этих сестер, по выражению одной калужской знахарки (Медынский у.), имеет „свой вкус“. Одна отбивает от еды, другая гонит сон, третья сосет кровь, четвертая тянет жилы и пр. По другим, каждая из них терпит и сама то или другое страдание: одна вечно дрожит от холода, другая постоянно мечется в жару, третья корчится от ломоты в костях и т. д. (Жиздринский у. Калужской губ.). Называются они и по именам: Ломиха, Огниха, Трясовица, Желтяница, Горчиха, Бессониха и др. Почти всегда сестер-лихорадок 12, но иногда число их доходит до 40 (Козельский у. Калужской губ.). Живут они то на море, то в реках и болотах, а иногда в ущельях гор, или летают по воздуху. Во главе всех лихорадок стоит старшая, которая управляет всеми остальными, и те исполняют ее приказания (Краснослободский у. Пензенской губ.). Иногда они прямо накидываются на людей, кто только попадется им под руку; в других случаях называют по имени и нападают только на тех, кто отзовется на их зов, „забирают“ и таких, кто сругнется не в час или напьется воды, не благословясь (Мещовский у. Калужской губ., Гжатский у. Смоленской губ.). Иногда они стараются передать болезнь через свой поцелуй, а иногда оборачиваются мухой или соринкой и попадают в пищу: кто не догадается их вынуть и проглотит, заболит лихорадкой <...> Если, увидев лихорадку, представившуюся женщиной, ударить наотмашь, то она „отстанет“... Каждая из лихорадок чего-нибудь боится, и каждую можно выжить известными средствами, действительными только против нее одной» [Попов Г. 1903, с. 18, 19].

«Почти повсеместно русский народ считает лихорадки происходящими от нескольких сестер... Лихорадки живут в воде или около нее, зимой же ищут приюта в теплых избах. Все они, по народному воззре-
—стр. 229—
нию, сладострастны, любят хорошо покушать, понежиться, но в то же время легковерны, недальновидны, трусливы и брезгливы. Движимые сладострастием, лихорадки стараются уловить в свои сети всякого неосторожного человека, который бывает часто у воды или в воде или спит на земле, пригретый солнышком. Чаще всего они преследуют человека весной, когда он, обрадовавшись теплу, разгуливает всюду. Облюбовав сонного человека, лихорадка обыкновенно его целует, что и обозначается появлением на губах заболевшего мелких пузырьков (herpes labialis); затем время от времени она заключает избранника в свои объятия. Если в данное время у каждой из сестер (равно как и у братьев: местами существует поверье, что у них есть и братья, действующие наравне с сестрами) по нескольку возлюбленных, то и посещают они их не ежедневно, а через день, два, три и т. д.»42).

В пермском заговоре от лихорадки эти последние изображаются в таком виде: «По морю Синайскому плывут 12 дев Иродовых: косматы, волосаты, блудницы, пьяницы, распутницы, простоволосы, распоясаны, бездубасницы (т. е. без сарафанов, называемых здесь „дубасами“. — Д. З.), безрубашницы» [Кочегаров 1883].

Лихорадки — «девки в длинных белых рубахах, с распущенными косами», или «женщины, одетые во все белое (как одевают в крестьянстве мертвецов), без пояса и с распущенными, непокрытыми волосами» [Высоцкий 1911, с. 89, 90]; живут они в воде или у воды; жертву им относят в лес или в реку [Высоцкий 1907, с. 261].

«Лихорадки разного рода он (крестьянин. — Д. З.) представляет в виде двенадцати дев отвратительной наружности, из которых каждая имеет особенное название, как, например: „лихорадка, лихоманка, желтуха, бледнуха, ломовая, трясуха, гнетуха, комуха“ или „кумаха“ и проч. Старшая сестра, повелительница прочих, прикована двенадцатью цепями к железному стулу и лютейшая из всех сестер. Если она сорвется с цепей и поселится в ком-нибудь, то одержимый недугом отчаивается в выздоровлении» [Попроцкий 1864, с. 147].

Хиньтя (т. е. лихорадка) сидит весною на дне рек и ловит купающихся, а потому купаться раннею весною не годится. Лихорадок всего 77 [Радченко 1888, с. XV].

Малорусы Литинского у. «лихорадку олицетворяют в образе молодой и красивой девушки, которая обладает способностью превращаться в
_________
42) Докт. В. Н. Неболюбов. Враг или союзник врача народная медицина? Казань, 1900 (цитую по книге Η. Ф. Высоцкого [Высоцкий 1911, с. 79, 80]).

—стр. 230—
воздух. Человек, проглотивший этот воздух вместе с пищею, немедленно заболевает» [Чубинский 1872, т. 1, с. 221].

Сестры-лихорадки представляются белорусам то в виде молодиц с распущенными волосами, то в виде злых, безобразных, нагих старух, которые сидят на ветвях деревьев, дрожа и скрежеща зубами. Весенние лихорадки ищут спящего на солнце человека, чтобы поцеловать и уже не расставаться с ним. Осенние старухи-лихорадки поджидают своих жертв и, завидев приближающегося человека, обращаются в пар, стараясь забраться под тулуп или свитку. Одна из сестер считается старшею и властвует над остальными ([Ляцкий 1892, с. 29, 30]; ср.: [Довнар-Запольский 1909, с. 284])43).

В приведенных выше описаниях наружности и нрава сестер-лихорадок нельзя не усмотреть большого сходства с русалками. Подобно русалкам, сестры-лихорадки — девицы и женщины, бывают красавицами и безобразными, молодыми и старыми, всегда и все с распущенными волосами, нагие или в одних белых рубашках; живут в воде или у воды, в реках, болотах и лесах; сидят на ветвях; нападают на людей и ловят их44), а также прельщают, называя по имени, целуя и обнимая; лихорадки сладострастны; способны к оборотничеству и принадлежат, конечно, к нечистой силе; обереги от них: ударить наотмашь, а также зоря и полынь (известные народные средства от лихорадки [Анненков 1878, с. 48, 192; Довнар-Запольский 1909, с. 284; Арандаренко 1849, с. 232], выше не упомянутые); над лихорадками есть старшая.

Сходство сестер-лихорадок с русалками окажется еще разительнее, если мы обратим внимание на происхождение сестер-лихорадок. В народе встречаются по этому вопросу четыре различных взгляда. По одному, мало распространенному теперь (но едва ли не древнейшему) взгляду, «лихорадку представляют в образе... неизвестных сестер, которые, будучи прокляты своими родителями, шатаются по миру и мучают людей» [Легиновский 1903, с. 68]. Близки к этому взгляду следующие поверья: «Кумаху (лихорадку) считают наваждением 12-ти дочерей царя Соломона, которых он (отец. — Д. З.) проклял и которые, шатаясь по белому свету и мучаясь от проклятия, хотят, чтоб и другие люди тоже мучились; по числу дочерей считается 12 лихорадок: старшая сестра всех милостивее,
________
43) Безобразная старуха-лихорадка весной выходит из-под земли и шатается всюду [Довнар-Запольский 1909, с. 284].
44) «Лихорадка поймала» — обычное в народе выражение, означающее: захворал лихорадкой (ср.: [Попов Г. 1903, с. 188]).

—стр. 231—
придет — целуется, пойдет — прощается, меньшая же всех злее, все плюется и, как станешь лечиться, так все грозится, что еще раз поймает» ([Зеленин, 2, с. 801] — Васильский у. Нижегородской губ.). А по другому, воронежскому поверью, лихорадки — «дочери ада, сатаны <...> которыя были прокляты Богом и осуждены до конца мира ходить по земле и мучить грешников» [Селиванов 1886, с. 88].

Другое, также малораспространенное поверье считает лихорадок потонувшими в море вместе со своим отцом 12-ю дочерями египетского царя Фараона [Гарелин 1884, с. 59; Богословский 1866, с. 37].

Одно весьма мало распространенное мнение считает лихорадку дочерью Каина: потому-то она и трясется, как Каин [Попов Г. 1903; с. 18].

Обычное же народное представление о лихорадках считает их дочерями нечестивого царя Ирода, проклятыми Богом за смерть Иоанна Крестителя и заживо «пожранными землей», т. е. провалившимися под землю. На вопрос св. архангела Рафаила, кто они, трясавицы отвечают: «Мы единого отца дщери, царя Ирода, и егда отец наш Ирод отсече главу Иоанна Предтечи — и тогда земля пожре нас живых и прият нас к себе сатана; по умертвии же отца нашего Ирода посла нас в мир, людей мучити»32 [Тихонравов 1862, с. 79]45).

Сказание о лихорадках как о дочерях Ирода, конечно, заносное, заимствованное книжным путем. Греческий источник его известен33 [Мансветов 1881, с. 24—36]. Но это сказание, очевидно, не было чуждо общему воззрению русского народа, а напротив, совпало с исконными народными верованиями и взглядами: только этим и можно объяснить, что сказание это нашло в народе столь благодарную для себя почву, получило столь широкое распространение и прочно срослось с разными народными верованиями. Сказание это, наконец, переработано во многом, так сказать, на русские нравы. В греческом подлиннике вместо трясавиц демон, вредящий роженицам (Γυλού). Число сестер-лихорадок, по русским сказаниям, весьма различно: 3, 7, 12, 30, 74, 77, 99. Некоторые народные переделки этого сказания ушли от подлинника далеко, что лишний раз доказывает глубокую жизненность этого апокрифа, давно сделавшегося живым народным преданием.

По рассказам терских казаков, «однажды Иван Креститель шел по дороге и повстречался с 77 девицами. Все они были одеты в дорогие платья, а Иван Креститель был одет только в верблюжью шкуру. Увидели это 77 де-
_________
45) Ряд других цитат того же заговора см.: [Афанасьев 1869, с. 89].

—стр. 232—
виц и принялись насмехаться над Иваном Крестителем. Тогда он остановился и спросил их: „Что вы за девы и куда идете?“ На это девы отвечали, что они — дочери царя Ирода и идут купаться. Иван Креститель сказал им: „За то, что вы надо мною насмеялись, будьте вы, анафемы, трижды прокляты! И пусть в вас вселится болезнь, которая будет вас трясти, корчить, ломать, знобить, сушить. И где только вы ни появитесь, от вас все люди будут очень болеть и будут проклинать вас. Не умрете вы до скончания века и будете невидимо ходить меж людей и мучить их; люди же вечно будут за то вас клясть“. Вот с тех пор и шляются по свету 77 дочерей царя Ирода и разносят промеж людей болезнь, а люди клянут их. По числу дочерей царя Ирода и лихорадка разделяется на 77 сортов: трясучка, ломучка, лихоманка, сухотка и т. п.» [Баранов 1899, с. 172].

По мнению малорусов Черниговской губ., «лихорадка — жидовка. Происхождение лихорадки объясняется так: люди сначала не знали этой болезни; когда Иродиаде принесли на блюде голову Иоанна Крестителя, она от ужаса впервые затряслась в лихорадке. От нее эта болезнь распространилась по всему свету; вот почему лихорадка считается жидовкой» [Шарко 1891, с. 171].

Все приведенные сказания о происхождении сестер-лихорадок, при их разнообразии, имеют весьма важную общую черту: все они представляют лихорадок заложными покойницами. Забайкальское предание, в котором еще нет ничего христианского и книжного, считает лихорадок проклятыми от родителей сестрами, владимирское и новгородское — утопленницами, общенародное христианское — заживо провалившимися под землю, вследствие проклятия от Бога или же от Иоанна Крестителя и всех людей, и не принятыми землею («не умрете вы до скончания века и будете ходить меж людей», с чем ср. выше § 5, с. 44).

Но заложные покойницы, по общему правилу (§ 41), становятся русалками. И тогда понятно, почему саратовский заговор называет лихорадок («Иродовых дочерей») русалками; неудивительно и то, что испуганные воронежскими русалками получали не какую-либо иную болезнь, а именно лихорадку.

Способность насылать на людей болезни принадлежит всем заложным покойникам (см. выше § 8, с. 56 и § 10; [Булгаковский 1890, с. 191]), в том числе и русалкам (§ 47, с. 196). Но среди тех и других легко могут случиться лица, особенно искусные в этом деле; к числу таких-то лиц, по-видимому, и принадлежат сестры-лихорадки.

Кстати здесь заметим, что и по мордовским поверьям 30 сестер-лихорадок принадлежат к числу тех лесных баб, состав которых постоянно
—стр. 233—
пополняется проклятыми детьми и самоубийцами, т. е. заложными покойниками (§ 16, с. 80). И у черемис духи-лихорадки «постоянно пополняются умершими старыми девками» (§ 15, с. 79).

В виде женщин олицетворяются русскими и некоторые другие болезни, причем иные из них походят по своей внешности на сестер-лихорадок. Так, подольские малорусы «холеру представляют» в образе женщины, расхаживающей по селениям и городам в одной рубашке, с распущенными волосами. Холерою, точно так же, как и лихорадками, распоряжается св. Магдалина. Холера боится осины [Данильченко 1869, № 19, с. 79, 80; Чубинский 1872, т. 1, с. 222].

«Горячки представляются в виде двенадцати старух, столь же отвратительных, как и лихорадки» [Попроцкий 1864, с. 147].

Детская болезнь полуношница олицетворяется в образе 12-ти сестер-полуношниц [Ефименко 1864, с. 17].

Во время свирепствовавшей на Лебединском сахарном заводе тифозной эпидемии там утверждали, что по ночам ходила женщина вся в белом и сеяла заразу [Васильев 1890, с. 95].

Мы привели эти весьма немногие из имеющихся в научной литературе ([Ляцкий 1892, с. 33—36; Попов Г. 1903, с. 19 и след., Чубинский 1872, т. 1, 222]; и мн. др.) сведения об олицетворении болезней в виде женщин, тем или иным сходных с лихорадками, не для того, чтобы на основании этого сходства делать какие-нибудь заключения. О происхождении олицетворенной холеры, оспы и т. д. мы не имеем пока никаких данных, почему выводы были бы преждевременными. Цель наша иная. Обилие этих народных олицетворений, более или менее сходных с лихорадками, лишний раз доказывает, что греческий апокриф о трясавицах — дочерях Ирода встретил для себя в русских народных поверьях весьма благодарную почву и сам скоро претворился в живое и чисто народное поверье, на основании которого мы и позволяем себе делать некоторые выводы о данных русской народной мифологии46).

Кроме того, не исключена возможность, что русские мифологические образы — русалок с одной стороны и олицетворенных болезней, с другой, — могли оказывать некоторое влияние друг на друга.
_________
46) Когда в «Живой старине» 1912 года была напечатана моя статья «К вопросу о русалках», В. В. Данилов в «Историческом вестнике» возражал мне, что на основании сказания о двенадцати трясавицах как книжного заимствования никаких решительно выводов о данных русской мифологии делать нельзя [Данилов 1912]34.

http://www.upyr.net/blog/zelenin-1995